Тысяча дней в Венеции. Непредвиденный роман - Марлена де Блази

Мы начали посещать беседы во второй половине июля. Когда мы пришли в один из вторников, священник отвел нас в сторону и сообщил, что наши документы не являются достаточным основанием, чтобы Курия дала разрешение венчаться в церкви. Чего недостает, захотели узнать мы.

— Ну, во-первых, отсутствует ваш сертификат о конфирмации, — сообщил он мне.

— Я не помню, видела ли я когда-нибудь сертификат о конфирмации. Я даже не знаю, была ли я когда-нибудь конфирмована, — призналась я.

Мы прогуливались по взморью, и Фернандо объяснял мне, что признаться в собственной неуверенности — грубая ошибка. Я должна была всего лишь предоставить им информацию, необходимую для исследований, и просто позволить им заниматься делом.

— Это охота на диких гусей. Не лучше ли пройти конфирмацию прямо сейчас?

С этой идеей мы вернулись к дону Сильвано, и, после того как произнес «отлично» два или три раза, он сообщил мне, что я должна записаться в следующий конфирмационный класс, который начнет обучение в конце сентября; если все пойдет хорошо, я смогу перейти в другую группу, к десятилетним детям, что принесет мне разрешение в апреле. Апрель? По дороге домой я снова спрашиваю, почему мы не можем быть счастливы, заключив гражданский брак? Фернандо уже улыбался.

Итак, в прекрасное сентябрьское утро, когда мой герой сообщил, что мы поженимся в октябре, я безмолвна, как камень. Он забыл, что потребуется шесть недель для получения документов из Штатов. Церковь же могла тянуть с разрешением месяцы. Годы.

Когда я обрела дар речи, мне захотелось узнать:

— Не намерен ли ты использовать историю с «Ассошиэйтед пресс» против дона Сильвано?

— Нет. У меня есть идея получше.

Фернандо объяснил дону Сильвано, что хочет жениться 22 октября, потому что это день, когда в 1630 году Серениссима, Светлейшая выпустила декрет о строительстве гигантской базилики на берегу Большого Канала, посвященной Мадонне в знак благодарности за спасение Венеции от чумы. Она была названа Санта-Мария делла Салюте, Мадонна Исцеляющая. Фернандо удалось задеть невидимые сердечные струны старого священника.

— Che bell’idea, — сказал тот. — Редко бывают такие удачные идеи. С человеком, который сочетает святой брак со святой историей Венеции, Курия должна согласиться. И кроме того, сертификат о конфирмации — проблема, которая разрешится рано или поздно. Я обещаю лично обратиться к епископу. А не хотите провести церемонию 21 ноября, в день праздника Мадонны Спасающей?

— Нет. Я хочу 22 октября, потому что это день, когда возникла сама идея. Это было начало. К слову о началах вообще, святой отец, — благочестиво произнес Фернандо.

— Тогда 22 октября, — кивнул дон Сильвано.

— Ты практически лжешь священнику, — возмущалась я, пока мой герой переводил меня через улицу и сажал на пароходик. Мы шепотом обменивались впечатлениями, и я понимала, что впервые вижу, как Фернандо неудержимо смеется.

— Я не лгал! Я хочу, чтобы мы поженились в этот день, потому что это день, когда правительство предоставило Лонгену право возглавить строительство церкви Ла Салюте. Так все и было, я покажу тебе потом гравюру Лоренцетти. И к тому же дону Сильвано я понравился, и он ждал, что я представлю аргументы для борьбы с епископом за наши интересы. Я готов был торговаться за дату, но уперся бы в нынешний год. Я понимаю, как действуют или не действуют здесь обстоятельства. Furbizia innocente, хитрая простота, — все, что нужно для жизни в Италии, — говорил Фернандо. — Церковь, государство и их институты могут стать агрессивными из-за ничтожной раны своего эго или собственного достоинства. Такие они чувствительные. В конце концов, мы, итальянцы, больше Кандиды, нежели Макиавелли. При всей исторической репутации обманщиков и вольнодумцев мы гораздо чаще лопухи, эмоциональные растяпы, всегда готовые восторгаться. Мы надеемся одурачить весь мир и каждого, но знаем, кто мы такие. А теперь веди себя скромнее и скрывай тот факт, что мы знаем дату свадьбы.

Мы пришли поужинать в «Ла Ведова» за Ка д’Оро, где Ада, с которой я была знакома со времени моего первого путешествия в Венецию, делала крученную вручную пшеничную пасту с утиным мясом, ливером и луком. Мы пили «Амароне» из Рагузы и не переставали улыбаться. Когда Ада распространила вокруг весть, что мы женимся в октябре, и новость пошла кругами, каждый торговец или местный житель, входивший в двери, настойчиво требовал тоста. Но никто нас не понял, когда мы выпили за здоровье серой дамы и священника.

Однажды вечером мы упаковали ужин в корзину и отправились на дамбу, грандиозную каменную насыпь, построенную жителями Лидо в XVI веке для защиты маленького острова от моря. Я натянула широкую юбку на старое балетное трико, и мы побрели пешком через камни, высящиеся над водой, высматривая площадку, пригодную стать столом. Мы расположились и при свете свечи, горящей в крошечной лампе с отверстиями, под грохот и гул Адриатики, прямо руками ели перепелов, фаршированных инжиром с корейкой, обваленных в шалфее, жадно обгрызая скудный сладкий кусочек мяса внизу, у косточки. Еще у нас были салат из свежего горошка, латука и листьев мяты, политый соком жареных перепелов, немного хорошего хлеба и охлажденный совиньон из Фриули. Не истинный ли Пруфрок сидел рядом со мной, деликатно облизывая сок перепелов с кончиков пальцев?

Фернандо пел «Nessuno al Mondo» («Мы как никто в мире»), и два рыбака, которые устроились впереди на берегу, поджаривая моллюсков и куря трубки, пронзительно кричали: «Браво!» Мы говорили о свадьбе, а затем Фернандо рассказывал мне историю Феста делла Сенса, бракосочетания с морем в Венеции. В праздник Вознесения, в годовщину того дня, когда Святая Мария вознеслась на небеса, дож, одетый, как новобрачный, взошел на борт большой позолоченной королевской галеры, на палубе которой стояли в ряд двести матросов, и отчалил из порта Лидо. Процессия увитых цветами галер, лодок и гондол следовала за ним, пока они не достигли Сан-Николо, точки, у которой лагуна входит в Атлантику. Потом патриарх встал на носу корабля и благословил море святой водой, а дож бросил свое кольцо в волны, сказав: «В знак вечного владычества я, кто и есть Венеция, брачуюсь с тобой, о море».

Мне нравится символизм, даже когда в нем есть привкус высокомерия: дож, «кто и есть Венеция», думает, что может приручить море, сочетаясь с ним браком. А кто-нибудь нырял потом за его кольцом, или священник выдавал ему каждый год новое?

Согласны ли мы, чтобы нас контролировали, или даем возможность более поэтического «приручения», — спорные вопросы не приводят к бешеным ссорам в браке между людьми постарше, ведь зрелые души понимают, что ссоры могут разрушить отношения. Люди постарше женятся по иным причинам, чем молодые. Возможно, это связано с тем, что в «молодом» браке мужчина и женщина живут каждый своей жизнью. Благодаря тому, что семейные оппоненты заняты карьерой, повышением своего социального и экономического положения, частотой и интенсивностью «аплодисментов» в свой адрес, они встречаются за столом или в постели, уставшие от внешнего мира. В более позднем браке, даже если супруги работают в разных областях, это все равно команда, помнящая, что они поженились, чтобы быть вместе. Я смотрела на Фернандо и не могла представить, почему он этого не понимает.