В старом свете - Владимир Владмели

А вечером позвонил Фима. Он сказал, что находится в Нью-Йорке и здесь за небольшую плату можно сделать вызов.

– Я пока не знаю на кого, – ответил Борис, – в данный момент мне нужно три вызова.

– Зачем?

– Один на меня с родителями, другой на меня с родителями и Раей, а третий на всю компанию.

– Это слишком дорогое удовольствие, – возразил Фима, – ты реши, кто едет и скажи мне, потому что скоро я уже буду в Миннеаполисе, а там специалистов по изготовлению документов нет.

На следующий день Боря пошёл к Поланским. Дверь ему открыл Лев Абрамович.

– Мне надо с вами поговорить, – сказал Борис.

– Проходи.

В гостиной были Нина Михайловна и Рая. Поланский, указав на стул, сказал:

– Садись, рассказывай.

– Вы, наверное, знаете, что мой двоюродный брат уехал в Америку.

– Да.

– Я собираюсь последовать за ним.

– А зачем же ты свадьбу затеял?

– Чтобы взять с собой Раю.

– Нет. Моя дочь останется здесь и если ты её любишь, то должен дать мне слово, что мысль об отъезде выкинешь из головы.

– Конечно, люблю, но именно поэтому и хочу увезти её из этой антисемитской страны.

– Антисемитизм есть везде и в твоей любимой Америке его не меньше.

– Тут он государственный. Ведь вы, наверное, знаете, что именно Советский Союз спровоцировал шестидневную войну, а когда Израиль разгромил армии восьми арабских стран и русские люди заговорили о евреях с уважением, советская пропаганда сделала всё, чтобы изменить это уважение на ненависть.

– Я не буду с тобой спорить, хочешь ехать – езжай, но без Раи.

– Ваша дочь взрослый человек и сама решит, что делать. Запретить вы ей ничего не можете. Если она захочет…

– Не захочет! – оборвал его Поланский. Ещё секунда и он, наверное, прогнал бы Бориса, но Нина Михайловна схватила его за руку и утащила в соседнюю комнату. Боря не ожидал от неё ни такой решимости, ни такой физической силы.

Рая, бледная и осунувшаяся, сидела молча и только когда родители вышли, прошептала:

– Согласись с моим папой, Боря. Посмотри, как он переживает. Если мы уедем, его выгонят с работы. Что он будет делать?

– Поедет с нами.

– Никуда он не поедет, – сказала Рая дрожащим голосом.

– За тобой – поедет.

– У него же допуск, его не выпустят.

– Он юрист и никаких секретов не знает.

– Кого это интересует.

– В ОВИРе же не круглые идиоты, – сказал Боря и попытался её обнять, но она отодвинулась. В этот момент вошли Поланские. Нине Михайловне с трудом удалось убедить мужа, что свадьбу отменять поздно. Приглашения разосланы, ресторан заказан, деньги уплачены. И ладно бы только деньги, но позор-то какой! Как они будут выглядеть перед друзьями и родственниками, если свадьба расстроится. Пусть уж Рая выйдет замуж, а если брак окажется неудачным, развестись она всегда успеет. Нужно только сказать, чтобы молодожёны повременили с детьми. Лев Абрамович, скрипя зубами, согласился. Войдя в гостиную, он угрюмо посмотрел на Бориса и сказал:

– Я надеюсь, ты достаточно трезвомыслящий человек и понимаешь, что сказочки об Америке – сплошное враньё, при желании здесь тоже можно многого добиться, надо только захотеть и если вы женитесь я помогу тебе устроиться на другую работу. Рая ехать никуда не может, потому что тогда у нас будут большие неприятности.

– А если она останется, то её собственная жизнь будет одной большой неприятностью.

– Ты можешь предсказывать будущее?

– Нет, но я хорошо знаю прошлое и не хочу испытывать то, что пришлось испытать моим родителям. Да и вам, кстати, тоже.

– Ты внутренний эмигрант и я не желаю, чтобы ты стал членом моей семьи.

Боря пожал плечами.

– Ну, так и иди отсюда!

– Папа, папа! – закричала Рая. Она схватила Бориса, а Нина Михайловна опять утащила мужа в соседнюю комнату. Когда родители вышли, Рая заплакала.

– Я беременна, – сквозь слёзы сказала она.

Борис замер. В прошлый раз она сказала это, ломая комедию перед своим отцом, а теперь…

– Ты не ошибаешься? – спросил он.

– Я несколько раз делала тест.

– Значит, у меня будет сын?

– Или дочь.

– Сын, – уверенно повторил он и в нём стала подниматься волна какого-то необъяснимого тепла. Он испытал гордость, узнав, что эта красивая женщина носит его ребёнка. Он опередил обоих своих друзей. Саша, правда, женат не был, но Володя в общей сложности был женат восемь лет на двух женщинах – ну него ещё не было ни одного наследника, а он не успел жениться и пожалуйста. Борис почему-то забыл Мишу Ларионова, у которого была всего одна жена и двое детей. Точно также он забыл, что всего минуту назад хотел уйти из этого дома. Он обнял Раю и начал её целовать, а когда в комнату вошли Поланские, сказал:

– Мы с Раей решили свадьбу не отменять. Я остаюсь.

Лена недовольно запищала в своей кроватке, это был верный признак того, что пора менять пелёнки. Борис встал, не включая свет, переодел её, бережно положил обратно, вынес мокрые пелёнки в ванну и, вернувшись, посмотрел на жену. Рая продолжала безмятежно спать и он подумал, что если материнский инстинкт и существует, то природа по ошибке наделила им его. Он слышал каждый Ленкин шорох и вставал по первому её требованию. Рая же ночью никогда не просыпалась, а утром, сладко потягиваясь, говорила, что родила идеального ребёнка, который даёт возможность ей отдохнуть. Отдыхала она основательно и даже днём Ленке иногда приходилось требовательным криком напоминать, что пришло время кормления.

Рая вообще очень умело пользовалась статусом кормящей матери.

Когда Ленке было два месяца, она взяла её с собой на экзамен по политэкономии. Соученики хотели пропустить её без очереди, но она специально подождала пока профессор, вечно хмурый старик, вышел в туалет. Когда он возвращался, она театрально поцеловала дочь и передала её Борису.

– Это ваш ребёнок? – спросил профессор, – и на лице его появилось подобие улыбки.

– Да, это Елена Борисовна. Мне скоро надо будет её кормить и если вы не возражаете, я бы хотела ответить без подготовки.

Профессор пропустил Раю вперёд и кивнул на стол, где были разложены билеты.

– Пятнадцатый, – сказала она, – научное обоснование ускорения развития народного хозяйства в переходный период от социализма к коммунизму.

В этот момент из коридора раздался детский плач. Рая обеспокоенно посмотрела надверь.

– Я думаю, вы подготовились к экзамену, – сказал профессор, – и если согласны на четвёрку, я могу отпустить вас к Елене Борисовне.