Черное безмолвие - Кирилл Кудряшов

Солдаты, как наши, так и мадьяровские, расступались, пропуская это бесчисленное воинство, широким ковром раскинувшееся по простору Безмолвия. Вражда была забыта — люди вырывали друг у друга ночные прицелы, чтобы получше рассмотреть невиданное зрелище беличьего марша.

Наши ребята медленно, словно завороженные, отступали к заводу. Мадьяровцы просто расступались в стороны. Утихли минометные залпы, замолчали пулеметы и зенитки — всеобщее внимание было сосредоточено на белках, медленно пересекающих поле боя.

— А это еще кто?! — воскликнул Марат, указывая куда-то в центр ковра из белок. Я отслеживаю направление, и удивленное восклицание вырывается и из моей груди. Эту горделивую осанку, эти широкие плечи и размеренную походку я узнаю, теперь, где угодно, даже среди многотысячной толпы, немыслимой в Безмолвии.

Эзук! Наш лесной друг, по его словам, спасший меня от смерти в медвежьих объятиях! Он шел к заводу, окруженный сотнями белок так, словно прогуливался в компании друзей, а не шел по полю боя, наводненному вооруженными солдатами и хищными маленькими зверьками, которые, подобно пираньям, готовы порвать на куски любого за считанные секунды.

И главное — Эзук нес кого-то на руках. Чье-то тело, безвольно качающееся при каждом его шаге. Увы, с такого расстояния даже мой порог чувствительности не позволял разглядеть лицо этого человека, но шестое чувство подсказало мне, кто это. Эзук сдержал слово — нашел Сергея!

— Марат, за мной. — говорю я, выпрыгивая из джипа и шагая к Эзуку.

— Там же белки… — выдыхает он, но все же следует моему примеру, выходя из машины.

Белки… Единственные существа, которых боятся бегуны. Благодаря нашей ловкости и реакции нам случалось выходить победителями из рукопашных схваток с отрядами мародеров, стаями волков, и одинокими медведями-шатунами. Мы бежим лишь от аморфов — не потому, что боимся, а потому, что даже прикосновение к этому существу вызывает омерзение, и от белок. От белок — уже именно из-за чувства страха, охватывающего нас при виде их громадных стай, покрывающих деревья живым ковром.

— За мной! — одними губами повторяю я, шагая наперерез беличьему воинству, шествующему по Безмолвию. Я не решаюсь переходить на бег… Эти пушистые чудовища пока настроены довольно мирно, но кто знает, что может произойти, сделай кто-то хоть одно резкое движение.

Мы идем, расталкивая солдат, замерших с оружием в руках. Как своих, так и чужих. И ни те, ни другие, не обращают на нас ровным счетом никакого внимания. Не могу сказать, что бой окончен, но, по крайней мере, перемирие можно считать состоявшимся. Спасибо Эзуку и за это… Ну и, конечно, за Сергея, если это в самом деле он покоится на его руках.

Он замечает нас, и кивает мне головой. Мне… Не знаю как, но я понимаю, что этот кивок адресован мне одной на всем просторе пустоши перед северными воротами. Я медленно поднимаю руку, и плавно машу ему, также в знак приветствия.

Черный колышущийся ковер из белок расстилается уже прямо у моих ног. Я заношу ногу для очередного шага, и понимаю, что опустить ее мне уже некуда — полтора десятка метров, отделяющие меня от Эзука, сплошь покрыты белками, сопровождающими его к заводу.

— Расступитесь, твари… — шепчу я, опуская ногу прямо на черные спины белок. И живой ковер расступается под моими шагами, покорно давая мне дорогу. Ну, или почти покорно… Одна белка, не успевшая увильнуть в сторону от моего ботинка, и оказавшаяся прижатой к черному снегу за хвост, отчаянно шипит, поднявшись на задние лапы с явным намерением вцепиться мне в щиколотку. Я испуганно отдергиваю ногу, и белка тут же спешит ретироваться, все так же злобно и недовольно шипя, демонстрируя мне свои длинные острые зубы.

Шаг, еще один… Белки позволяют мне пройти, давая дорогу. Я оборачиваюсь, чтобы узнать, как дела у Марата, и вижу, что черный ковер тут же смыкается за моей спиной.

— Ира! — шепчет Марат, — Я не могу!

— Иди по ним, и они разойдутся. — говорю я в ответ, сама не очень-то веря в свои слова. То, что белки пропустили меня, вовсе не означает что они не будут возражать и против кроссовок Марата.

— Нет. — пятясь назад бормочет он. — Я не могу! Уж лучше сожрать живого аморфа…

Я не настаиваю, тем более, что меня больше занимает вопрос, как бы мне самой пробраться к Эзуку, от которого меня отделяет всего несколько метров. Единственная проблема в том, что он, словно по инерции, продолжает двигаться вместе с потоком белок, понемногу отдаляясь от меня. Больше всего мне сейчас хочется взглянуть на него — в его светлые глаза, заряжающие уверенностью и силой, атак же рассмотреть, кого он несет на руках, но я боюсь даже отвести взгляд от колышущейся массы под моими ногами.

Шаг, еще наг…

— Ира, не бойся. — подбадривает меня Эзук тихим и вкрадчивым голосом. — Они не тронут тебя.

— Охотно верю. — бормочу я в ответ, вспоминая, как эти твари на моих глазах разорвали пять человек из отряда снабжения, отобрав у нас всю добычу, и как я сама неслась по Безмолвию, преследуемая полусотней этих дьявольских созданий. А сейчас их больше… Гораздо больше! Даже затрудняюсь сказать, во сколько раз.

Шаг, еще шаг…

Беличий ковер, наконец, заканчивается, и я оказываюсь в небольшом круге свободного от белок пространства вокруг Эзука. Только теперь я отваживаюсь поднять глаза от земли, и взглянуть… Взглянуть на Сергея, безжизненной куклой лежащей на руках Эзука.

Обычный человек мог бы принять его за мертвого — не шевелятся губы, не вздымается грудь. Даже сердце бьется едва-едва, так что пульс наверняка можно было бы прощупать с трудом. Будь мы в освещенном помещении обычный человек так же заметил бы и неестественную бледность его лица, и чуть кровоточащие десны — первый симптом тяжелой лучевой болезни. Но в темноте Безмолвия цвет лица не разобрать. Его могу увидеть только я, углубив порог зрения и нырнув в инфракрасную область спектра. Сергей холоден, словно лед — я не вижу бега горячей крови в капиллярах под кожей лица. Я с трудом слышу его сердце, с трудом различаю его дыхание на фоне холодного воздуха. Но все же он жив, пусть и страшно избит, отморожен и облучен.

— Где ты нашел его? — спрашиваю я, заглянув в глаза Эзука. Жаль, мое инфракрасное зрение не дает возможности определить их цвет.

— Об этом позже. — отвечает он. — Когда мы будем в безопасности…

До ворот завода, перед которыми лежит на боку дымящийся танк и копошатся вокруг трофейного БТРа солдаты, остается не больше полусотни метров. И только сейчас я понимаю, какой опасности мы подвергаемся. Кто-нибудь из солдат, не важно, с чьей стороны, вполне может шарахнуть по нам из миномета. А что, их вполне можно понять — Мадьяровцы могут выстрелить просто с перепугу, а наши — увидев, что в ворота завода намеревается тихо и мирно втечь беличье воинство. Уж если бегуны боятся этих адских созданий, то что говорить о простых людях? Сомневаюсь, чтобы они горели желанием пустить эту свору в завод. Да и я, кстати говоря, тоже…

— Эзук, — говорю я, — Ты, ведь, не собираешься провести этих тварей в завод?