Его птичка. Книга 2 - Любовь Попова

Для этого нужны хоть какие-то врачебные связи.

Да хотя бы с бывшим лютым преподавателем Романычем Алексеем. Усатый мужик, который разве что не материл своих интернов, но всегда по делу, а не ради самоутверждения.

— И зачем тебе работать в нашей захолустной больнице? — уточняет он, выслушав мое выгодное предложение. — Блестящий трансплантолог. Хирург широкого профиля.

Он, конечно, преувеличивает и насчет блестящего, и насчет захолустья. Скромная учебная клиника при медицинском университете была известна своими профессионалами. Учиться и работать здесь мечтал каждый хирург. Самые сложные операции чаще всего проводились именно здесь.

— Тебе придется здесь учить студентов и отбиваться от студенток. Зачем тебе это?

Я молчу и долго смотрю на ряд дипломов за спиной Романыча, которые не говорят о профессионализме, а скорее о том, что кому-то ты понравился. Так же как количество просмотров на Ютуб не говорят о качестве видео.

— Только не говори, что из-за бабы. Уважать перестану, — проворчал он, наклонившись и скрипнув стулом. И с прищуром долго рассматривал мое лицо через черный, в контраст со стенами, стол.

Да, черт. Рядом с ним вечно чувствуешь себя как пацан.

— Что еще можно услышать от заядлого холостяка, — усмехаюсь, признавая поражение. А смысл отрицать?

— М-да… Я был уверен, что ты станешь таким же, как я… Ладно, — машет он в воздухе, мол, хрен с тобой, и достает из стола кипу бумаг на заполнение. — Приступай с завтрашнего. Квартира-то есть? Или помочь?

— С жильем нет проблем, мне в другом помощь нужна, — смотрю, наконец, на этого грузного мужика, больше напоминающего грузчика.

— Валяй, — откидывается в кресле Романыч и потирает кончики своих усов. Самое главное — вызвать в этом человеке любопытство.

— Надо пациентку найти. И к нам перевести. Маргарита Синицына, поступила в одну из клиник пару дней назад.

Уже «к нам». Ну, раз собираюсь здесь работать, то по-другому и не скажешь.

— Зачем? — выпрямляется Романыч и чуть наклоняет голову, выражая заинтересованность.

— Перед дочкой ее выпендриться надо, — рублю правду-матку. — Что же еще? Да и лучше у нас будет. Спокойнее.

Бывший учитель расхохотался, держась за свое небольшое пузо. Я опускаю взгляд на свой плоский, благодаря тренировкам кикбоксинга, живот и думаю. А когда и меня ждет участь держаться за живот, когда ржешь?

— Благими намерениями вымощена дорога в ад, но это не про тебя, верно? — улыбается он и протягивает руку. Быстро и крепко пожимаю ее. — Узнаю тебя, сынок. Все делаешь ради себя. Только такие в мире и пробиваются. Иди в отдел кадров, выясним про твою пациентку, и завтра ты на консультации.

— Что там?

— Думать будем, кого спасать: плод или мать. Эклампсия.

После отдела кадров заезжаю попить кофе, прямо напротив академии Ани. Очень надеюсь хотя бы издалека увидеть свою птичку, предвкушаю.

Сижу долго, почти четыре часа, но ее нет и нет.

Уже собираюсь наконец домой, в старую квартиру, в которой когда-то меня Аня сводила с ума, и слышу вибрацию телефона.

Леха Новиков. Психиатр и отличный московский приятель.

— Так, так, так. Снова в Москве, а лучшему другу даже не позвонил. Обижусь ведь.

— Сомневаюсь, привет, — с ухмылкой отвечаю я, оставляю оплату за четыре чашки кофе, и выхожу на залитую закатным солнцем парковку. — Есть планы?

Ну а что? Сегодня можно и выпить, потому что я в любом случае бы напился, как только попал бы в квартиру, насквозь пропахшую счастьем и страстью. Лучше в компании.

— Грандиозные! Клуб тут новый открылся. Дом утех. Говорят, будет зажигательное шоу. Я бы сходил.

— Ну и отлично. Тогда я к себе, в душ и заеду.

— Лучше я за тобой, покажу свою новую ласточку.

— Неужели сменил свой пежо? — не верю своим ушам.

— Конечно! Теперь у меня вольво. Зверь, а не машина.

Вольво — зверь? Ну-ну.

— Тогда жду. — Смотрю на часы. Стрелка показывает только восемь. — В десять.

— Оторвемся не по-детски, рад, что ты вернулся, — смеется в трубку Новиков, и я невольно улыбаюсь.

Почему бы, собственно, и нет? Завтра будет понятно про маму Ани, завтра будет ясно, какими путями искать путь к Ане.

Скоро, малыш. Совсем скоро я снова почувствую вкус твоих губ и сладость твоего тела.

— Тебе не надоело сиськами трясти? — спрашивает Марк, прислонившись к косяку и насмешливо наблюдая за моими сборами в клуб.

Чертяка, и ведь знает, что выбора нет, а в глазах все равно осуждение. Ну так я и сама себя осуждаю, порой до слез, только смысл?

— Я не трясу сиськами, — бурчу ему через плечо. — Мы танцуем в нижнем белье.

— Да, — противно фыркнул он. — Практически паранджа, ага.

Ну как же ты достал. Рывком натягиваю ветровку, которая точно не спасет от сильного вечернего ветра, и резко поворачиваюсь.

— Если бы в танцевальной школе платили столько, сколько в этом дерьмовом клубе, я бы даже и не рыпалась. Но маме нужна операция, вам с Кирой нужно ездить на сборы и готовиться к поступлению, а Лельке… — протяжный вздох. — А Лельке нужно вообще все! Так что, если у тебя в заднице нет пары заначек белого какао, будь добр заткнись и подай мне сумку.

— Я уже предлагал уйти из школы, — говорит он, резко наклоняется за сумкой, что стоит в его ногах, и пихает мне. — Братья должны работать. Мужчины.

— Ты мне еще о дискриминации расскажи. Кем ты пойдешь? Дворником? И думать забудь, — перехожу на змеиный шепот. — Доучишься одиннадцатый класс, там посмотрим.

— Ты, я надеюсь, еще документы не забрала? Последний год остался, — спрашивает мягче, сразу сбавляя обороты, и подходит заправить мне прядь темных волос за ухо.

— Не забрала, — грустная улыбка не красит лица, но по-другому я последнее время не умею. — Но я не знаю, как буду совмещать.

— А Тамара Михайловна?

— Не надо все вешать на нее. Она и так бесплатно помогает, я не могу эксплуатировать старого человека. — Смотрю, что уже почти девять, и устало вздыхаю. Никогда не думала, что не захочу бежать на выступление. — Все, я ушла. Смотри, чтобы Леля спать вовремя легла.

— Ладно, ладно, — уже и сам выталкивает он меня. Никто не любит наставлений. А последнее время я с братьями-близнецами общаюсь только так.

Он машет рукой, закрывает за мной двери, и я несусь по освещенному коридору вниз. Лифта нет. Меня уже ждет такси. Пора зарабатывать деньги.

Еду по вечерней Москве, смотрю, как мелькают за окном, как светлячки в лесной тиши, люди. Проносятся мимо, безразличные, одинокие. Такие одинаковые и такие разные.