Кузница Тьмы - Стивен Эриксон

Ивис недовольно уставился на солдата:

– Попридержи язык, Силлен. Если ты вздумал пошутить…

– Нет, капитан! – быстро ответил Силлен, ставя кувшин на место и закрывая крышку. – Прошу прощения, капитан. Что я могу знать о прекрасных дочерях из знатных семейств?

– Похоже, не многое, – согласился Ивис. – Запирай рундук, чтоб тебя. И верни мне ключ.

– Она приходит в себя, – сказал капрал Ялад.

– Слава Матери-Тьме, – облегченно прошептал капитан, глядя, как веки женщины дрогнули.

Сандалата непонимающе уставилась на него. Ивис ждал, но, похоже, она его не узнавала.

– Заложница Сандалата Друкорлат, я капитан Ивис. Я возглавляю ваш эскорт в Обитель Драконс.

– Эки… экипаж…

– Нам пришлось свернуть с дороги, госпожа: дальше можно ехать только верхом. Вы в состоянии сесть на лошадь?

Нахмурившись, она медленно кивнула.

– Мы останемся здесь чуть дольше, – продолжил Ивис, помогая женщине сесть. Увидев, что Сандалата заметила отсутствие части одежды, он взял плащ и накинул ей на плечи. – Вы перегрелись в экипаже, – объяснил капитан. – И упали в обморок. Госпожа, мы уж всерьез испугались, что можем вас потерять.

– У меня слишком живое воображение, капитан.

Ивис пристально посмотрел на нее, пытаясь понять смысл этого заявления.

– Мне уже лучше. – Сандалата слабо улыбнулась. – Пить хочется.

Капитан подал знак, и подошел солдат с фляжкой.

– Только не пейте сразу много, – посоветовал он.

– У вас мой ключ, капитан.

– Он сдавливал вам горло, госпожа. – Сандалата взглянула на рундук, и Ивис добавил: – Мы сделаем упряжь, натянув ремни между двумя всадниками. – Капитан улыбнулся. – Понятия не имею, что там внутри, но он дьявольски тяжел. Ах уж эти молодые женщины со своими туалетными принадлежностями… Кажется, белилам, духам и прочему не бывает конца. Я-то знаю: у самого есть дочь.

Сандалата отвела взгляд, похоже сосредоточившись исключительно на фляжке, а затем с тревогой посмотрела на капитана:

– А где кучер?

– Я отослал его, госпожа.

– Вот как? А он не…

– Нет. Клянусь честью.

Казалось, женщина собиралась еще что-то спросить, но ей не хватило сил, и она опять осела на землю, будто собираясь вновь лишиться чувств.

Ивис поддержал ее:

– Госпожа? Вы в порядке?

– Все будет хорошо, – заверила его Сандалата. – И сколько же ей лет?

– Кому?

– Вашей дочери.

– Она всего на несколько лет моложе вас, госпожа.

– Красивая?

– Ну, я все-таки ее отец, так что мне трудно судить… – Ивис криво усмехнулся. – А вот ума, готов поспорить, ей определенно не помешало бы побольше.

Сандалата протянула руку и дотронулась до плеча капитана таким жестом, словно была принцессой, которая общалась с коленопреклоненным подданным.

– Уверена, ваша дочь очень красивая, – сказала она.

– Да, госпожа, – ответил он и выпрямился. – Прошу нас простить: мне нужно поговорить с солдатами и заняться рундуком. Собирайтесь с силами, госпожа, а когда почувствуете себя лучше, мы продолжим наш путь в Обитель Драконс.

Когда он скрылся по другую сторону экипажа, Силлен наклонился поближе и сказал:

– Да поможет ей Матерь-Тьма, если она похожа на вас, господин. В смысле, ваша дочка.

Ивис нахмурился:

– Слишком много болтаешь, солдат. Как бы тебе не оказаться на дне нужника.

– Виноват, капитан. Просто не знал, что у вас есть дочь, только и всего. Как-то, знаете, трудно во всем этом разобраться, капитан.

– Ты в самом деле такой тупой, Силлен? – фыркнул за их спиной капрал Ялад.

– Займись упряжью, Силлен, – велел Ивис.

– Есть, капитан!

У настоящих мужчин не просто так имеется по две руки. Одна – чтобы брать, что захочется, а другая – чтобы отталкивать лишнее. Галдан потерял руку, которая отталкивала лишнее, и теперь, когда в пределах его досягаемости возникало нечто соблазнительное, он хватал его, чтобы жадно пожрать.

Галдан нашел это мрачное проклятие в глубинах дешевого вина, а потом в молодой невинной девушке, которая всей душой мечтала о лучшей жизни. Что ж, разве он ей этого не пообещал? В смысле, самой лучшей жизни? Но ладонь, касавшаяся ее, принадлежала не той руке – единственной, которая у него осталась, – а потому прикосновение это оставило лишь ссадины и синяки, пятная прекрасное тело, до которого ему вообще не следовало дотрагиваться.

Любовь не имела ни рук, ни ног. Она не могла ни бегать, ни хватать, не могла даже оттолкнуть, как бы ни старалась. Брошенная наземь, не способная пошевелиться, плачущая, будто покинутый ребенок, – ее могли украсть, запинать до крови либо столкнуть со склона холма или утеса. Любовь могли задушить, утопить или сжечь, превратив в пепел и обугленные кости. Ее могли научить постоянно хотеть большего, как бы хорошо ее ни кормили. А иногда любовь превращалась в нечто, волочившееся позади на цепи, становившееся все тяжелее с каждым шагом, и когда под ней расступалась земля, она увлекала вас за собой туда, где никогда не кончались страдания.

Будь у него две руки, Галдан пронзил бы ее в самое сердце.

Но никто вокруг этого не понимал. Никто не знал, по каким причинам он постоянно пьет, хотя на самом деле причин-то никаких и не было. По крайней мере, настоящих. И Галдану не требовалось особых оправданий: вполне хватало пустого рукава и украденной у него прекрасной женщины. Не то чтобы он, конечно, ее заслуживал, но ведь известно, что чем выше взлетишь, тем больнее потом падать. «Форулканская справедливость» – так это называли. Галдан познал ее куда лучше, чем кто-либо другой, и не сомневался, что к нему отнеслись особым образом. Его коснулось некое злое божество, и теперь внушающие ужас слуги этого божества преследовали беднягу, скрываясь в тени за спиной.

Один из них затаился в узком, забитом мусором переулке возле таверны, присев в яме под четырьмя ступенями в погреб, и тихо насмехался над всеми оправданиями, которые имелись у Галдана по поводу того, кем он был и что делал. Причины и оправдания – это вовсе не одно и то же. Причины объясняли, а оправдания… оправдывали, но не лучшим образом.

Сандалату отправили прочь – Галдан видел катившийся по центральной улице экипаж, – и он успел заметить мелькнувшее в грязном окне лицо бывшей возлюбленной, даже выкрикнул ее имя.

Галдан придвинул ближе кувшин вина. Он выпил больше, чем следовало, и Грасу вряд ли понравится, что ему требуется еще. В день полагался один кувшин, не больше. Но Галдан ничего не мог с собой поделать. Сандалата ушла от него навсегда, и точно так же безвозвратно миновали все те ночи, когда он подкрадывался к границе усадьбы, будто вор, борясь с желанием найти любимую и забрать ее с собой, подальше от этой бессмысленной жизни.

Ну, строго говоря, ее-то жизнь как раз нельзя назвать