База-500. Смертельная схватка - Алекс фон Берн

— Я понял вашу позицию, господин оберфюрер, — сдержанно ответил я. — Но я не совсем понял, чего вы ожидаете от меня.

— Ценю вашу боевую прямоту, штандартенфюрер! — усмехнулся Шарфе. — И потому скажу тоже прямо: если вы сочтете возможным направить в ответ на мой устный запрос новый рапорт, в котором найдете извиняющие Гилле мотивы в силу конкретной специфики обстоятельств, в которых проводилась операция, то ваш рапорт, как и показания основного свидетеля, лягут в качестве фундамента в основание дела. Еще раз подчеркну: любое уточнение ситуации в новом рапорте с вашей стороны никто не сочтет как попытку что — то приукрасить или изменить, — лишь как желание прояснить ситуацию до конца Отмечу особо: такой факт будет приветствоваться как дополнительное свидетельство вашей искренности и ответственности. Разумеется, мои слова вы ни в коем случае не должны воспринимать как давление или попытку такового. Надеюсь, штандартенфюрер, что я оказался предельно ясен и дополнительные разъяснения не требуются?

— Да, господин оберфюрер! — ответил я, поднимаясь из кресла. Все действительно было предельно ясно, но сдаваться просто так не хотелось. Ужасно не хотелось, чтобы Гилле и Штраух вот так просто прогнули бы меня на выгодное им решение. Может, согласиться на дуэль? Вряд ли Гилле хорошо стреляет.

Впрочем, развитие событий очень быстро направило мои мысли в другом, — и весьма неожиданном для меня, — направлении.

От первого лица: Генрих Герлиак, 12 октября 1942 года,

Вайсрутения, Минск, штаб начальника СД

и полиции безопасности Минска

Я вышел в коридор из кабинета Шарфе и нос к носу столкнулся со Штраухом.

— Рад вас видеть, Герлиак, — заулыбался Штраух. — Вижу, что вы повидались с судьей Шарфе.

— Поражаюсь вашей осведомленности, — не удержался я.

— Оставьте, Герлиак! — поморщился Штраух. — Мне, равно как и вам, приезд судьи не доставляет удвольствия. Рискну предположить, что мне его присутствие доставляет неудовольстивия больше, чем вам: в конце концов, он приехал расследовать ваш рапорт на моего подчиненого. Но дело вовсе не в этом и не по этому поводу я хочу с вами поговорить. Кстати, разрешите вас поздравить с очередным званием и высокой наградой!

— Спасибо, обрештурмбаннфюрер! Но давайте к делу: что вы хотите со мной обсудить?

— Я хочу обсудить с вами вопрос, касающийся общего дела.

— Какого дела, Штраух?

— Что значит «какого»? — изумился Штраух. — Мы здесь для того, чтобы бороться с бандитами, с теми, кто воюет с властью Германии. И успех нашей борьбы зависит от нашего взаимодействия. Не так ли?

— Не могу с вами не согласиться.

— Оставьте иронию для другого случая, Герлиак, — поморщился Штраух. — Идемте ко мне в кабинет, и я изложу вам суть вопроса.

Мы перешли в кабинет Штрауха. Он велел адъютанту принести нам кофе и сразу перешел к делу.

— Я знаю, что вы провели операцию по ликвидации крупного партизанского отряда, — сказал Штраух.

— Не совсем так, — не согласился я. — Мои люди и я ликвидировали крупную диверсионную группу НКВД.

— Пусть будет так, — согласился Штраух. — И насколько я знаю, эта группа имела своего агента в аппарате СД.

— И здесь вы правы, — согласился я. — К сожалению, мы не смогли вычислить этого агента.

— Этого агента вычислили мы! — самодовольно сообщил Штраух.

— Поздравляю!

— Поздравлять рано, — озабоченно заметил Штраух. — Дело в том, что мы не можем определить связи агента. Поэтому я решил обратиться за помощью к вам, как к человеку, имеющему большой опыт работы в полиции. Возможно, набор фактов скажет вам больше, чем нам. В любом случае я обязан использовать любую возможность для прояснения дела. И потому решил попросить вашей помощи. Нам нужны связи, а их практически нет. Попробуйте их нащупать, Герлиак! Я обратился к вам не просто так: обергруппенфюрер фон дем Бах обещал ваше содействие. Вот дело, ознакомьтесь и выскажите ваше компетентное мнение.

* * *

Дело образовалось практически на голом месте. Некий молодой человек девятнадцати лет от роду по имени Василь Крыжевич был задержан патрулем при расклеивании листовок антигерманского содержания. Оказалось, что Крыжевич сожительствует с некой Мартой Редлих, фолькс — дойче из Польши. Марта Редлих вызвала повышенный интерес у минского СД в связи с тем, что работала в качестве переводчика в этом самом СД. Самым большим просчетом было то, что в сыскном рвении сотрудники Штрауха не удосужились хотя бы пару недель поводить объект с целью выяснения ее связей, а арестовали ее в тот же день на выходе из здания штаба СД. В сумочке Марты Редлих обнаружили бланки пропусков с печатями, но та, разумеется, заявила, что выносила их исключительно с целью продажи на черном рынке.

Несмотря на жесткие методы дознания, ни из Крыжевича, ни из Редлих больше ничего выжать не удалось: Крыжевич рассказал, что листовки дала ему вовсе не Марта, а некий пожилой человек, с которым он встречался раз в неделю у железнодорожного вокзала и, разумеется, засада возле вокзала никакого результата не дала. Что касается Марты, то та вообще отказалась давать показания, а применять что — нибудь поэффективнее обычных побоев и лишения сна Штраух опасался из — за хрупкого здоровья фройляйн Редлих. Разумеется, СД арестовала всех, кто в той или иной степени контактировал с Редлих, включая базарную торговку и владельца часовой мастерской. Но конкретных результатов не было.

Штраух тем не менее собирался выжать из этого дела максимум возможного, и потому ему были нужны если не связи Редлих, для разоблачения целой вражеской развед- сети, то хотя бы ее признательные показания для полноценного закрытия дела. В противном случае рапортовать об успехе было бы опрометчиво, а уж рассчитывать на чины и награды — тем более глупо.

— Задержание фройляйн Редлих было преждевременно, — сухо заметил я.

— Она работала в моем аппарате! — воскликнул Штраух. — Ладно, она попалась на выносе бланков. А сколько секретных материалов она могла вынести за это время? Разумеется, мы не вычислили ее связи, но не арестовать разоблаченного вражеского агента в сложившейся ситуации было просто невозможно!

— Понимаю… И если эта Редлих действительно была агентом той самой диверсионной группы, которую мы ликвидировали, то в таком случае вы поступили правильно: группа уничтожена, начальник разведки группы Федорцов погиб и в любом случае на связь к Редлих никто не пришел бы, — заметил я. — Если она признает этот факт, то дело действительно можно закрывать. Что касается ее связей… Вы понимаете, что агент ее уровня мог бы использовать сожителя для экстренной связи с группой, но уж никак не для расклеивания каких — то листовок? По — моему, это очевидно! Если Крыжевич говорит правду, то он — отработанный материал и больше на связь с ним никто не выйдет. Ну, а остальные… Согласитесь, что покупка на черном рынке килограмма муки и починка часов сами по себе не являются не то что доказательством, но даже материалом для расследования.