По живому следу - Фридрих Незнанский

Но курить я тогда и правда начал. Привык быстро. И до сих пор жалею, вот честное слово! Потому что без еды, когда после фигово приходилось, день-два я спокойно тянул, а без курева совсем хана, хоть вешайся.

На сигареты, понятно, деньги нужны были, да и вообще — одно купить, другое, мало ли. Я сначала у матери таскал, но у нее не больно-то поворуешь — все сосчитано было. Раз она меня по шее тряпкой звезданула, другой. Нет, думаю, надо в другом месте брать.

Сначала случайно получилось. Я когда по городу гулял, увидел один раз перца на скамейке. Вокруг него сумок, пакетов — штук десять. Перец докурил, сумки собрал и пошел. А один пакет забыл, он у него со скамейки свалился, а перец не заметил. Я отдать бы ему мог, но не стал. В пакете так, ерунда оказалась, тряпки, но еще — блок сигарет «Мальборо» и ботинки новые, кожаные. Тряпки я выбросил — куда они мне. Да еще женские. Ботинки зажилил, но носить не стал — велики. А сигареты скурил. Жалко, думаю, что денег не оказалось. Деньги бы пригодились — факт. Ну а в другой раз я в автобусе мужику в карман залез. Тот меня за руку. В детскую комнату отвели, в милицию. Потом матери передали. «На вашего сына, — говорят, — уже приличное досье собирается, следите за ним получше». Да матери все равно. Рукой махнула. Это я слышал, как она соседке про меня говорила. Ну, махнула, так махнула. Посидел я недельку взаперти, потом снова выходить гулять стал. А без денег что же гулять?.. Я и воровал где мог. Ну так — не воровал, подворовывал.

В это время я с Голубем и познакомился. Голубь — это не кличка, фамилия, точно знаю. Я один раз случайно паспорт его видел — судимость есть, верно. А Голубь — фамилия. Николай Владимирович. Из всех наших я, может, один знал, как его по имени зовут.

Свел нас Фингал, который балдой приторговывал, я вроде про него уже говорил. К новой весне я совсем редко дома бывать стал. Тоска, бодяга. Когда на стройке переночую, когда в подъезде, да мало ли… Ну, бывало, и в милиции, там меня уже хорошо знали. Но на кражах поймать не могли. Поэтому подержат ночь и домой ведут. А дома опять сначала. Я день-два поем — и снова на улицу.

Как-то вечером, поздно уже было и холодновато, сижу в одном дворе на скамейке — подходит Фингал. «Привет!» — «Привет!» — «Все, — спрашивает, — по подъездам слоняешься? Жрал хоть что-нибудь сегодня?» — «Жрал», — говорю. А сам думаю: чего это он такой заботливый?

Но есть и правда хотелось. Потом, холодно было. А он предложил пойти погреться. И чаю попить. Я и согласился.

Идти недалеко было. Дом такой деревянный, двухэтажный. А там, в одной квартире, много кого. Сивый там и другие пацаны тоже. И мужики. Голубь там же был. Фингал когда постучался, ему Сивый и открыл.

— Гляди, — говорит, — Голубь, Фингал какого-то мышонка приволок.

— А, — тот отвечает, — это ж Книжник, личность знаменитая.

И на меня глядит и вроде как подмигивает.

— Отца, — говорит, — его встречал, не так давно встречал. Батя твой, — ко мне снова поворачивается, — правильный. И ты, видать, пацан верный.

Где он, думаю, его встречал? Не въехал сразу. А потом сообразил. Испугался даже: вот, оказывается, куда попал!

А тут Сивый мне миску с жареной картошкой сует, хлеба кусок. И, гляжу, водки в стакан наливает. Мне и Фингалу. Фингал свой сразу выпил, а я и отказаться не успел, как Голубь на Сивого набросился:

— Ты чего, гад, не видишь, что пацан совсем маленький? Я тебе харю расквашу — рад не будешь! Сами быдло и других туда же тянете?

А потом ко мне опять:

— Ты, Книжник, не бойся. Сивый дурак просто. Ты поешь сейчас, а потом как знаешь. Хочешь — здесь ночуй, а не хочешь — домой иди или еще куда, если место есть. Только на улице тебе лучше не оставаться, холодно по ночам.

Ладно, думаю, поем, чего уж там, раз такое дело. А когда поел — разморило меня. На улицу и правда идти не хочется, а домой — через весь город. Да и не собирался я домой уже ночевать. Голубь мне сам место в углу указал. Там по всей комнате матрасы дырявые набросаны были, из них половина ваты повыдергана (я уж потом узнал — вены той ватой зажимали после уколов, ну ширялись когда), Сивый мне одеяло принес. Одеяло тоже рваное, старое. Но все равно лучше, чем на улице. И тепло. Я и заснул. А с утра опять в город пошел — никто меня не держал.

Ну, короче, стал я иногда в этой квартире ночевать. Там многие пацаны ночевали, мужики тоже. Я, может, только почаще. Скоро понял, что торчки там собираются, раз видел, как вещи какие-то Сивый и еще один мужик приносили. Да мне-то что! Меня никто не трогал — Голубь не давал. И кормил тоже. И мелочь на сигареты ссыпал. А еще про батю моего рассказывал — какой он, оказывается, вор уважаемый. «Жаль, — говорил, — я не знал, что сынка его встречу. Я бы от него весточку тебе передал. А так — что расскажешь»… Но рассказывал чуть не каждый раз, как я заходил. До сих пор не знаю — правду или нет. Поначалу-то я очень верил. А потом, когда случай вышел, засомневался. Но все равно думаю, что батя у меня не промах. Не зря же ему с первого раза столько впаяли. Может, увидимся с ним еще — сам спрошу. Ну ладно.

Месяца через два, летом уже, принес я Голубю ботинки те самые, что раньше на скамейке на улице спер. Отблагодарить его хотел. Да мне ботинки все равно велики были, я же говорил.

— Откуда? — Голубь спрашивает.

Я ему рассказал. А он посмеялся, осмотрел ботинки и говорит:

— Новые, ничего. И дело давнее. А не зря я говорил, что ты парень толковый. Шкет, а ума хватило ни самому не надевать, ни продать. Ладно, посмотрим, на что еще сгодишься. Но, думаю, не посрамишь батю, верно?

Мне обидно стало, что он так говорит.

— А как же, — отвечаю. — Обижаешь, Голубь.

А через неделю он первый раз помочь попросил. Сказал, что на меня он как на себя надеется, что делать-то почти ничего не нужно и что денег он мне потом даст. И сказал сколько. Я сейчас уже не помню сколько, но тогда я такие деньги вообще в руках не держал. Ладно, думаю, попробую.

Ночью пришли мы с Сивым и Голубем к какому-то дому, Голубь меня подсадил, и я в форточку влез — открыта была, на первом этаже. Ничего в квартире особо не разглядывал — незачем, да и боялся, если честно. Только, как Голубь велел, открыл им окно изнутри, а сам обратно вылез. Голубь еще велел рядом стоять, их дожидаться и поглядывать заодно. На шухере то есть. Мне хоть и страшно было — стоял. Потому что сам Голубь мне тогда в первый раз страшнее всего показался. А еще потому, что здорово это все было. Как в книжке. Я одну такую читал и еще других много про это, но та больше понравилась. Жалко, название не помню.

Те двое быстро справились. Вылезли назад с сумками, окно притворили, и мы пошли. На соседней улице машина стояла, мы в нее залезли, доехали до какого-то дома, там Сивый кому-то сумки отнес, вернулся, отогнали мы машину в другое место и пешком домой вернулись. Ну не домой, понятно, — на ту квартиру, про которую я рассказывал. Спать легли. Сивый предлагал водки выпить, но Голубь не стал и ему не разрешил, цыкнул только. Наутро и правда мне денег отсчитал и велел несколько дней не приходить. И молчать велел, будто я сам не понимаю.