Одиночество в сети. Возвращение к началу - Януш Вишневский

Видимо, предполагал, что взаимопонимание детей и родителей, как и супругов, – встроенная опция. А как иначе? Мы любим друг друга, и это больше, чем просто соглашение! Это единение душ! Почти как церковное причастие.

Иоахим ошибался. Его предположение было ложным и очень опасным, особенно в отношениях с ребенком. Прямой путь к жизни в иллюзии. Любовь, особенно родительская, не обязательно дает гарантию взаимопонимания. Кроме того, в каждой любви много эгоизма. Во-первых, с ней связана неукротимая жадность, во-вторых, ослепление приводит к созданию нереального, идеализированного образа объекта чувств, а в-третьих, полученной взамен любовью мы постоянно подпитываем свой эгоизм. Мы переоцениваем себя.

Якуб вырос мужчиной, но не таким, как его отец. И в любом случае не таким, каким считал себя Иоахим: инициативным, наделенным лидерскими качествами, умеющим оповестить всех о своих даже самых маленьких успехах, душой компании, убежденным в своей неотразимости мачо. Якуб, его единственный сын, который должен был быть продолжением Иоахима, вовсе не стал им. Больше того, именно эти качества, которыми гордился отец, Якуб считал недостатками, а в подростковом возрасте даже демонстративно заявлял об этом. Наверное, поэтому Иоахим чувствовал себя все более и более разочарованным.

Уже в подростковом возрасте Якуб заметил отцовскую потребность быть объектом восхищения. Сам же он, скромный и крайне сдержанный, представлял собой полную противоположность: никогда не хвастался своими успехами, с малых лет руководствовался правилом «будь умнее других, но не выставляй этого напоказ». И сам не искал восхищения и редко восхищался другими, особенно отцом. Иоахим воспринимал это как капризы слишком много о себе думающего сопляка, который не знает элементарной вещи: в жизни нужно уметь продвигать себя и постоянно этим заниматься, иначе ничего не достигнешь. Отец не сумел смириться с отсутствием сыновнего восхищения, не смог принять сына таким, каким тот был. Уж не говоря о том, что не мог гордиться таким сыном. Хотя имел массу поводов для гордости.

Нет большей страсти, чем желание убедить других в правильности своих взглядов. А когда этот другой – собственный сын, то желание перерастает в одержимость. И чем больше Иоахим предавался, подчинялся этой страсти, тем больше терял контакт с Якубом.

Наверное, именно поэтому мать стала единственной родной душой для сына. Ей он стал потихоньку открываться. Она уважала его границы, никогда не вмешивалась в частную жизнь, не требовала признаний. Она слушала его и, когда могла, давала советы. Но только, если сам просил.

Однажды – ему было тогда шестнадцать лет – она спросила его, как дела в новой школе. Дело было в конце сентября, Якуб только что перешел в единственный в городе лицей, где преподавали люди с научными степенями и который на протяжении многих лет занимал высокие места в общенациональном рейтинге. Она очень гордилась, потому что школа сама его пригласила. Они хотели, чтобы у них учился победитель олимпиад по физике и математике.

Именно тогда она услышала нечто совершенно неожиданное. Вместо разговоров о новой школе Якуб стал делиться впечатлениями о какой-то Марлене. Он никогда ни о ком не говорил с такой страстью и нежностью, с таким восхищением и в таких выражениях, она впервые услышала в его голосе нотки умиления. Она слушала его рассказ о неизвестной девушке, и ей становилось не по себе. Ее молчаливый, поглощенный своими алгоритмами и сумасшедшим блогом об искусственном интеллекте мальчик внезапно перенесся в другой мир, превратившись в оратора, произносящего оду женщине.

Ее сын влюбился! Это было для нее так же очевидно, как и неожиданно. Прежде Якуб делил людей на умных и глупых. Без половых различий. Пол не имел для него никакого значения. Какое-то время ее это даже беспокоило. Он редко приглашал гостей домой, но если и приглашал, то это были только мальчики. Никогда их порог не переступала девушка. Матери это казалось неестественным. Тем более что она не могла себе представить, чтобы такой красивый парень, как Якуб, не нравился девочкам. У нее в возрасте шестнадцати лет уже было несколько влюбленностей, много кратковременных увлечений и два «трагических» расставания.

А тут вдруг такая радостная новость: Марлена! Девочка из параллельного класса. Со вздернутым носиком. Победила на каком-то поэтическом конкурсе, занимается конным спортом, отлично играет в шахматы, в школу приезжает на мотоцикле, у нее самые длинные ноги, которые Якуб когда-либо видел, хочет изучать архитектуру, учит японский и очаровательно улыбается. Марлена то, Марлен се. С того вечера она постоянно появлялась в их жизненном пространстве. Несмотря на неуемное любопытство, она никогда сама ни о чем не спрашивала, терпеливо ждала его рассказов. И всегда получала их в награду за ожидание. Иногда трогательные, иногда неожиданно интимные. Так же, как тогда, когда, встав у нее за спиной на кухне, он крепко обнял ее и прошептал:

– Мы были вместе на прогулке. Я поцеловал ее. Я закрыл глаза, и у меня закружилась голова. Я думал, что упаду в обморок. У тебя такое было когда-нибудь, мам?

Она вспомнила тот момент, когда он задал ей этот вопрос. В точности вспомнила, во всех деталях. Сначала она удивилась, потом она почувствовала укол под ключицей и внезапную горячую волну. Медленно отодвинула чашку с чаем, положила руки на стол и, пытаясь унять дрожь в голосе, сказала:

– Даже не знаю, как ответить, сынок. Иногда мне кажется, что было, а иногда, что это был только сон.

Она стала слушательницей прекрасного представления о первой подростковой любви. Немногим матерям выпадает такое. Она слушала Якуба, и ее поражали некоторые его формулировки, эпитеты, ассоциации, сравнения, метафоры. Как будто она их где-то уже слышала.

Якуб «периода Марлены» очень изменился. Из его комнаты начали доноситься звуки музыки, на столе рядом с компьютером теперь лежали томики поэзии, на исчерканной уравнениями черной стене у кровати появилась пастельная акварель, изображающая лошадь в галопе, на книжной полке возник флакон одеколона. Он стал позже возвращаться из школы, а по вечерам и по выходным исчезал из дома.

С Марленой она познакомилась только в середине декабря, совершенно случайно. В тот день она попросила Якуба помочь с рождественскими покупками. Они с сыном стояли в ужасно длинной очереди в кассу, когда внезапно через нетерпеливую толпу протиснулась стройная короткостриженая брюнетка в зеленом пуховике и узорчатом шерстяном шарфе. Она приподнялась на цыпочки, поцеловала Якуба в щеку, а затем быстро сняла тонкие кожаные перчатки, присела в забавном книксене, протянула руку и мило улыбнулась:

– Здравствуйте, меня зовут Марлена. Якуб постоянно говорил мне о своей маме. Рада наконец-то познакомиться с вами.

Действительно, миленькая, курносенькая. Это первое, что она увидела. Марлена улыбалась, прищурив глаза,