📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгЮмористическая прозаЗнакомьтесь: мистер Муллинер - Пелам Вудхаус

Знакомьтесь: мистер Муллинер - Пелам Вудхаус

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 26 27 28 29 30 31 32 33 34 ... 46
Перейти на страницу:

– Она была истинной блюстительницей дисциплины, – согласился Джордж. – А ты, наверное, заметишь, что она сохранила некоторые свои властные замашки. И, как врач, я должен внушить тебе, что ты ни в чем не должен ей противоречить. Вероятно, она угостит тебя крутыми яйцами и пирогом домашней выпечки. Изволь их есть!

– Нет такой женщины в мире, ради которой я стал бы есть крутые яйца в пять часов вечера, – заявил Фредерик с угрожающим спокойствием сильного духом мужчины.

– Будешь! И с явным удовольствием. У нее слабое сердце. Если ты начнешь ей перечить, я не отвечаю за последствия.

– Если мне придется есть крутые яйца в пять часов вечера, я за последствия не отвечаю. И почему крутые яйца, черт побери? Я ведь не школьник.

– Для нее ты школьник. Она на всех нас смотрит по-прежнему как на детей. В прошлое Рождество она подарила мне школьную повесть «Эрик, или Мало-помалу».

Фредерик вновь отвернулся к окну, свирепо хмурясь на омерзительное и гнетущее зрелище внизу. Не щадя в своем отвращении ни возраста, ни пола, он созерцал почтенных старушек на скамейках с библиотечными романами в руках с не меньшим омерзением и презрением, чем школьников, пробегавших мимо по дороге к купальням.

– Следовательно, подводя итог услышанному, – сказал он, – я узнаю, что мне предстоит пить чай с женщиной, которая не только всегда была помесью Лукреции Борджиа и прусского фельдфебеля, но, видимо, теперь превратилась в дряхлую развалину и практически свихнулась. За что, хотел бы я знать? За что? Ребенком я не терпел няню Уилкс, а теперь, в более зрелые годы, сама мысль о встрече с ней вызывает у меня нервную дрожь. За что я должен быть принесен в жертву? Почему именно я?

– Вовсе не именно ты. Мы все время от времени ее навещаем. Как и Олифанты.

– Олифанты!

Фамилия эта произвела на Фредерика странное действие. Он вздрогнул так, словно его брат был не терапевтом, а дантистом и только что вырвал у него коренной зуб.

– Она у них служила няней, когда ушла от нас. Ты ведь не забыл Олифантов? Я помню, как в двенадцать лет ты взобрался на старый вяз у края пастбища, чтобы достать грачиное яйцо для Джейн Олифант.

Фредерик саркастически засмеялся.

– Каким же я, значит, был ослом! Только подумать: рисковать жизнью ради подобной девчонки! Впрочем, – продолжал он, – жизнь стоит немногого. Пустое место – вот что такое жизнь. Ну да скоро ей придет конец. А тогда тишина и покой могилы. Эта мысль, – добавил Фредерик, – только и служит мне поддержкой.

– Джейн была очень хорошенькой в детстве. Кто-то сказал мне, что она стала просто красавицей.

– Бессердечной.

– Но ты-то что про это знаешь?

– Сущие пустяки: она притворялась, что любит меня, а потом, несколько месяцев назад, уехала погостить за городом у каких-то Пондерби и оттуда написала мне письмо, разрывая помолвку без объяснения причины. С тех пор я ее не видел. Она теперь помолвлена с субъектом по имени Диллингуотер, и надеюсь, она этим именем подавится.

– Я ничего про это не знал. Мне очень жаль.

– А мне так ничуточки. Я смотрю на это, как на счастливое избавление!

– А он не из суссекских Диллингуотеров?

– Я не знаю, какое именно графство ими кишит. Но если бы знал, то обходил бы его стороной.

– Во всяком случае, извини. Неудивительно, что ты так расстроен.

– Расстроен? – возмущенно переспросил Фредерик. – Я? Неужели ты полагаешь, что я стану мучиться из-за такой лгуньи? Я никогда еще не чувствовал себя счастливее и просто киплю радостью жизни.

– А, так вот, значит, что? – Джордж взглянул на свои часы. – Ну, тебе пора. До Маразьон-роуд отсюда пешком десять минут.

– Как я узнаю этот чертов дом?

– По названию над дверью.

– Какому названию?

– «Домик-Крошка».

– Господи! – сказал Фредерик Муллинер. – Не хватало только этого!

Вид, который он созерцал из окна брата, казалось, должен был подготовить Фредерика к жутчайшей гнусности Бингли-на-Море. Однако когда он вышел на улицу, гнусность эта явилась для него полным сюрпризом. Прежде он и не подозревал, что в одном маленьком городке может сосредоточиться столько всего язвящего душу. Он проходил мимо детишек и думал, до чего же омерзительными могут быть детишки. Он видел тележки уличных торговцев, и у него к горлу подступала тошнота. Дома вызывали у него брезгливую дрожь. А больше всего ему претило солнце. Оно озаряло землю с бодростью не просто оскорбительной, но, по убеждению Фредерика Муллинера, нарочито оскорбительной. Ему требовались завывающие ветры и хлещущие дождевые струи, а не отвратная бескрайняя голубизна. Не то чтобы коварство Джейн Олифант хоть как-то его задело, а просто ему не нравились голубые небеса и сияющее солнце. Он питал к ним врожденную антипатию, точно так же, как питал врожденную любовь к гробницам, и ледяной крупе, и ураганам, и землетрясениям, и засухам, и моровым язвам, и он обнаружил, что достиг Маразьон-роуд.

Маразьон-роуд состояла из двух чистейших тротуаров, которые уходили вдаль, окаймленные двумя рядами аккуратненьких особнячков из красного кирпича. Фредерика они ошеломили, как удар между глаз. Глядя на эти домики с их бронзовыми дверными молоточками и белыми занавесочками, он почувствовал, что в них живут люди, которые ничего не знают о существовании Фредерика Муллинера. И вполне довольны таким положением вещей. Люди, которых попросту совершенно не трогает, что лишь несколько коротких месяцев тому назад девушка, с которой он был помолвлен, вернула ему его письма, а сама, окончательно потеряв рассудок, согласилась на помолвку с человеком по фамилии Диллингуотер.

Он отыскал «Домик-Крошку» и нанес ему злобный удар бронзовым дверным молоточком. В прихожей послышались шаги, и дверь отворилась.

– Никак мастер Фредерик! Вас и не узнать.

Фредерик вопреки естественной мрачности, в которую его ввергли голубое небо и ласковое солнце, почувствовал, что на душе у него стало чуть легче. Им овладело нечто вроде пароксизма нежности. Сердце молодого человека не было дурным. В этом отношении, как ему казалось, он занимал среднее положение между своим братом Джорджем, обладателем золотого сердца, и такими людьми, как будущая миссис Диллингуотер, у которых сердце отсутствовало вовсе, а в няне Уилкс он заметил хрупкость, которая сначала удивила его, а потом растрогала.

Образы, запечатлевшиеся в нашей памяти с детства, стираются медленно, и Фредерику помнилось, что няня Уилкс ростом была в шесть футов, обладала плечами гиревика и глазами, которые горели жестоким блеском под щетинистыми бровями. А увидел он маленькую старушку с морщинистым личиком.

Он был странно взволнован и ощутил в себе силу и желание ее оберегать. Теперь он понял своего брата. Разумеется, этой хрупкой старушке надо потакать. Только зверь откажется ей потакать. Да, почувствовал Фредерик Муллинер, потакать! Даже если это означает крутые яйца в пять часов дня.

1 ... 26 27 28 29 30 31 32 33 34 ... 46
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?