Сирия, Ливия. Далее Россия! - Эль Мюрид

Но достаточно ли этого, чтобы перейти от слов к делу? Можно ли считать неоиндустриальный консенсус полноценным? Нет, поскольку не хватает еще системного консенсуса — по поводу базисной формы собственности. Проблема состоит в следующем: хотя в своем отношении к новой индустриализации общество в принципе определилось, оно все еще не выработало своего отношения к вертикальной интеграции собственности, труда и промышленного капитала. Пока не достигнуто принципиальное социальное согласие по поводу того, на какой системной основе, при опоре на какую форму собственности разворачивать новую индустриализацию, до тех пор неоиндустриальный консенсус будет бессистемным, а значит — безуспешным.

Хотя очевидно, что выбор надо сделать в пользу вертикально-интегрированной, государственно-корпоративной формы собственности.

Перед этим выбором Россию объективно ставит настоятельная необходимость диверсификации экономики посредством осуществления новой индустриализации — технотронной, высокотехнологичной, цифровой. Наша страна опять стоит на перепутье, ей вновь предстоит избрать путь своего дальнейшего движения.

Но прежде необходимо осознать подлинную суть и последствия «радикальных реформ».

Противники истины стремятся реабилитировать «радикальные реформы» — в надежде и стремлении устроить их «второе пришествие», так как полагают, что недореформировали Россию. Сторонники истины, напротив, вскрывают саму подоплеку состоявшейся трансформации — сплошь асоциальную и реакционную по целям, методам и последствиям.

Наука с самого начала предупреждала общество: «Осуществляемые преобразования подчинены не подъему экономики, производительности труда и благосостояния народа, а созданию класса собственников путем форсированного накопления частного капитала».

Реформаторы же преследовали сугубо классовую антисоветскую цель, связанную с передачей собственности и политической власти классу буржуазии, спешно возрождаемому за счет лихорадочной внеэкономической денационализации. Откат назад, к буржуазным отношениям собственности дооктябрьского образца 1917 года, к пережиточному частнособственническому капитализму — такова была сверхзадача утилитарно антисоветских реформ 1990-х годов.

Реформаторы изображают события 19 911 992 гг. как революцию. Однако их претензии безосновательны. Системный критерий социальной революции простой, но строгий — это разрешение основного противоречия общества и подъем социально-экономического развития на одну историческую ступень вверх.

В частности, на соответствие данному критерию не проходит первый политический переворот 1917 года, в сущности, дворцовый, устроенный буржуазными «верхами», — февральский, но вполне проходит второй, совершенный трудящимися «низами», — октябрьский. Причем, что важно, с помощью лишь научно строгого системного критерия можно досконально разобраться в том, отчего разразившаяся ожесточенная Гражданская война велась не столько между «октябристами» 1917 года и монархистами, сколько между «октябристами» и контрреволюционными буржуазными «февралистами». Ведь это факт: не знамя монархии, а знамена свободы частной собственности и свободы торговли несла на своих штыках белогвардейщина — деникинщина, колчаковщина и т. д.

Если придерживаться научного критерия, то реформаторы 1990-х годов являются политическими преемниками контрреволюционных «февралистов». Для тех и других идеалом служит дооктябрьский капиталистический порядок 1917 года — частнособственнический, старорежимный, обильно сдобренный пережитками самодержавия и крепостничества. В точности такой же идеал, абсолютно реакционный, присущ и самим «радикальным реформам».

Каковы действия, таковы и последствия. Реакционный путь ведет к реакционному же состоянию. Реформы 1990-х годов отнюдь не разрешили основного противоречия нашего развития. Напротив, они только поменяли местами противоположные полюса, перевернули их вспять, заменив номинальное господство национализированной собственности на открытое и реальное господство собственности частнокапиталистической. В итоге противоречие приняло форму резкого антагонизма, куда более острого, чем в советские времена, и вылилось в общесистемный кризис, ярко выраженный в дезорганизации производства машинных средств производства, в расстройстве расширенного воспроизводства производительного капитала, в деиндустриализации.

Все те, кто возносит отсталое над передовым, а низшее — над высшим, олицетворяют типичных реакционеров.

Вместе с тем постсоветская история тоже дает серьезные основания для переосмысления советской. Существует ряд принципиальных пунктов, по которым требуется преодоление ложных стереотипов, догм и догматов.

Какова бы ни была природа советского строя, его необратимость обернулась фикцией. По генеральным законам истории, завоевания социальной революции обратимы только до тех пор, пока не закреплены объективно, всей мощью и монолитностью экономического базиса, пока они удерживаются лишь внеэкономическим образом, силой политической надстройки и принуждения. На протяжении всего такого периода общество пребывает фактически в состоянии перманентной гражданской войны, которая принимает либо открытые и насильственные формы, как в 1918–1921-х годах, либо до поры до времени скрытые, теневые, подспудные, как в 1922–1990-е годы.

Считается, что Советский Союз надорвался в гонке вооружений. Во всяком случае, эта точка зрения весьма распространена в либеральном лагере. Но подобное мнение ошибочно. Оно полностью опровергается исторической практикой СССР. Ведь послевоенная гонка вооружений не идет ни в какое сравнение с довоенной, а тем более — военной, когда она протекала с куда большим напряжением сил гораздо меньшего по возможностям промышленного потенциала. Но индустриально-экономическая мощь СССР тогда только укреплялась. Если причина в гонке вооружений, СССР должен был надломиться еще до Второй мировой войны или, самое позднее, во время ее. Тем не менее, Советский Союз креп и усиливался. Значит, дело не в гонке вооружений, а в социально-экономической системе.

Советский Союз надломила частнокапиталистическая реакция. Не США проиграл СССР свою «холодную войну». Он потерпел поражение в «холодной войне» принципиально иного, внутреннего характера, а именно — в перманентной гражданской войне, беспримерной по своей семидесятилетней длительности, уникальнейшей по разнообразию текучих и сменяемых форм, их чередованию и сочетаниям.

В 1991 году победили реакционеры, унаследовавшие контрреволюционную эстафету «февралистов» 1917 года. Но их победа тоже временная. Уже в 1998 году они фактически потеряли ее смрадные плоды, отринутые Россией, став калифами на час. По-настоящему генеральное сражение между «февралистами» и «октябристами» еще впереди, причем пойдет оно в первую очередь за перевод социального антагонизма дооктябрьского типа в форму неантагонистического противоречия, за утверждение гуманистических начал и отношений в обществе.

Вопреки поспешным и беспочвенным уверениям реакционеров, побежденным оказался не социализм. Нельзя победить или уничтожить то, чего нет, и пока еще нигде никогда разу не было. Социализм зиждется на расширенном воспроизводстве свободного времени работников, и, будучи реально установлен, столь же несокрушим для них, как само их свободное время. До сих пор современная эпоха знает лишь общество прибыли и не знает общества свободного времени. Материальные предпосылки перехода от одного к другому пока только накапливаются в ходе развития производительных сил и производственных отношений, так что он олицетворяет будущее, а не настоящее или, тем паче, прошлое.