Старшая сестра, Младшая сестра, Красная сестра. Три женщины в сердце Китая ХХ века - Юн Чжан

Сунь Ятсен тотчас же развязал войну против Пекина. Солдатам платили пятнадцать юаней в месяц, если они записывались в армию со своим оружием, и десять, если без оружия. Полученные от Германии деньги таяли на глазах. Генералиссимус не имел полномочий повышать налоги. Когда Сунь Ятсен распорядился, чтобы кантонские власти выдали ему денежные средства, в ответ он услышал отказ. Генералиссимус разразился очередным потоком словесных оскорблений и скомандовал флоту обстрелять здание городской администрации. Однако флот не повиновался, и тогда Сунь Ятсен поднялся на борт корабля и сам выстрелил из орудия по городу. Этот поступок возмутил адмирала Чэн Бигуана. Вскоре Чэн Бигуан, давний друг Сунь Ятсена, погиб – его застрелили прямо возле пристани. По свидетельствам одного из соратников Сунь Ятсена, хорошо осведомленного о деталях этого и других заказных убийств, организатором преступления был Чжу Чжисинь, секретарь Сунь Ятсена. Говорили, что впоследствии Сунь Ятсен называл смерть Чэн Бигуана «казнью за неподчинение приказам»[180].

Эта силовая «диктатура» шокировала членов парламента. Они сожалели о своем решении объединиться с Сунь Ятсеном и придумали способ вынудить его уйти с занимаемой должности. Депутаты проголосовали за упразднение поста генералиссимуса военного правительства и замену его коллегиальным органом из семи человек, одним из которых должен был стать Сунь Ятсен. Члены парламента предполагали, что Сунь Ятсен не захочет ни с кем делиться властью. И действительно, Сунь Ятсен сразу же подал в отставку и 21 мая 1918 года покинул Кантон. На посту генералиссимуса военного правительства он пробыл меньше года.

Все, кто видел тогда Сунь Ятсена, поражались, как сильно он постарел: ему был пятьдесят один год, но его волосы поредели и поседели, он ссутулился, а во взгляде читалась апатия. Один глаз у него воспалился, опух и постоянно слезился, оставляя мокрый след на осунувшемся лице[181]. Сунь Ятсена мучила горькая обида. Ему, первому стороннику республики, не воздали по заслугам. Его гениальность не оценили по достоинству, а пост президента Китая, который, как он считал, принадлежал ему по праву, все время ускользал от него. Он ощущал «беспросветное и безнадежное одиночество» и говорил, что все происходившее было «не только моей бедой, но и бедой республики»[182].

Пока Сунь Ятсен был в Кантоне, Цинлин жила в Шанхае. В июле 1917 года из Америки вернулась младшая из сестер, Мэйлин, а десять месяцев спустя, 3 мая 1918 года, скончался Чарли, отец сестер Сун. Причиной его смерти стал рак. Все эти события вкупе с отсутствием Сунь Ятсена в Шанхае помогли Цинлин вновь сблизиться с родными.

Оставив Кантон, Сунь Ятсен пожелал приехать в Шанхай. Цинлин получила согласие французского консула на то, чтобы поселиться на территории французской концессии. Супруги обосновались в особняке в европейском стиле с большим садом. Дом располагался в самом конце короткого тупика, перед ним стояло буквально несколько других зданий, так что обеспечить охрану особняка было нетрудно. В гостиной висел портрет Джорджа Вашингтона. Сунь Ятсена иногда называли «китайским Вашингтоном», и он воспринимал эти слова всерьез.

В замужестве Цинлин расцвела. Примерно в это время Шанхай посетил Джулиан Карр, табачный магнат из Северной Каролины и давний покровитель Чарли Суна, отца Цинлин. Мистер Карр отметил, что Цинлин стала «прекраснейшей из молодых женщин», каких он встречал в Китае[183].

В доме у четы Сунь часто бывали гости, и Цинлин удавалось очаровать всех. По словам американского репортера Джорджа Соколски, постоянно навещавшего супругов Сунь, Цинлин была «по натуре так мила и приятна», что легко заслоняла собой мужа. Ее «присутствие в комнате, приветливый смех, изысканная речь оставляли более стойкое впечатление, чем личность ее супруга, довольно угрюмого и вечно погруженного в свои мысли политического лидера». Каждого посетителя Цинлин встречала «с радушием, теплотой и добрыми словами», делая при этом все, чтобы «экономить время и силы доктора [Сунь Ятсена], оберегать его покой». По утрам Цинлин играла с мужем в теннис. После завтрака он читал и писал, а она переписывала его рукописи. Цинлин служила мужу секретарем и старалась держаться в тени. «Она всегда была на виду, но неизменно за доктором, а не рядом с ним… охраняя великого человека… и ни в коем случае не выставляя себя так, чтобы затмить хотя бы лучик славы ее мужа», – писал Соколски[184].

При содействии Цинлин как секретаря Сунь Ятсен написал помпезно озаглавленный труд «Доктрина Сунь Ятсена» – сочинение, которым он чрезвычайно гордился. Основная мысль этого документа звучала так: «Действовать легко – познавать трудно» (перефразированная старинная поговорка «проще сказать, чем сделать»). Сунь Ятсен объявил эту поговорку источником всех бед страны, а свое изречение – «единственным путем к спасению Китая» и даже «вселенской истиной». Доказывая свою правоту, он начал с утверждения о целесообразности употребления таких продуктов, как тофу, грибы муэр и свиная требуха, далее следовали пространные рассуждения о значении денег, перемежавшиеся наставлениями о языке, Дарвине, естественных науках, японских реформах и необходимости развития экономики[185]. Все эти вопросы были свалены в кучу без какого-либо подобия связности и уместности.

Этой мешаниной Сунь Ятсен отстаивал свое приоритетное право, подразумевая, что именно он первым выступил в защиту республики. Он считал, что все окружающие обязаны подчиняться такому человеку. Ху Ши, выдающийся китайский писатель и общественный деятель, точно определил, чего добивался Сунь Ятсен, и резко высказался по этому поводу: «Сунь Ятсен написал книгу, чтобы заявить: “Повинуйтесь мне. Делайте так, как я говорю”. После тщательного изучения этой книги нам остается лишь прийти к выводу, что это единственно возможное объяснение»[186].

Цинлин, писавшая в колледже прекрасно аргументированные эссе и любившая подтрунивать над раздутым самомнением, благоговела перед чепухой, которую выдавал Сунь Ятсен. Ее сестра Мэйлин, от природы наделенная умом и интуицией, писала своей подруге Эмме Миллз: «Знаешь, я заметила, что наибольшего успеха обычно добиваются не те мужчины, которые особенно щедро одарены талантами, а те, которые непоколебимо верят в собственное “я” и неизменно внушают окружающим такую же веру в них»[187].