Бремя богов - Александр Прозоров

Когда дикарка наконец-то отпустила своего спутника, чародей сел на плоту, ополоснул в реке лицо и осмотрелся.

– Хорошее место для ночлега, – решил он. – Почему бы сегодня нам не остановиться немного пораньше?

Вдвоем они затянули плотик выше, набрали валежника. Чародей выудил из густо растущих кувшинок щучку длиной в руку, и пока дикарка ее потрошила, развел огонь. Приготовленную рыбу девушка во что-то завернула, уложила на песок, чуть присыпала, подгребла горящие ветки, повернулась к спутнику.

– Теперь нужно немного подождать, мой шаман! – Голос Ласки неожиданно стал низким и глубоким. Она мягко изогнулась, расстегнула палочки на плечах и позволила одежде соскользнуть на песок. А затем легким кошачьим движением оказалась перед чародеем. Прижала его к стволу вековой осины, вытянула рубашку из штанов и запустила ладони под нее.

Воистину, белоснежная северная соль совершенно вскружила девичью голову!

Но теперь дикарка вела себя не как необузданная, опившаяся валерьянкой кошка, а как томная, мягкая и гибкая пантера, неспешная и близкая, ищущая касаний всем телом, греющая дыханием, щекочущая нежностью – невероятно напоминая его Иришку. Его любимую, навсегда потерянную в глубине тысячелетий Иришку, по которой Степан так сильно истосковался. Напоминая не только поведением – но и почти неотличимая внешне.

Золотарев провел ладонью по волосам спутницы – и сдался, сдался этому облику и своей тоске, порывисто обняв ее и жадно поцеловав в самые губы…

* * *

День проходил за днем, притоки делали несущую путников реку все шире и полноводнее, пока наконец она сама не впала в просторный и величавый поток, струящийся на юг.

– Воистину, ошибиться трудно, – усмехнулся Золотарев. – Здравствуй, Волга-матушка! Теперь осталось вычислить на ней Каму.

– Кто это, шаман? Твоя жена?

– У меня нет жены, Ласка, – покачал головой колдун. – И памяти, кстати, тоже. А Кама – это самый большой восточный приток Волги. Надеюсь, такой приметы нам хватит.

– Духи обокрали твою душу очень странно, шаман, – оглянулась на него дикарка. – Ты знаешь столько всего интересного и невероятного, но при этом не помнишь своей семьи или дома, своего детства или даже, где осталась твоя собственная одежда!

– Духи злобны и коварны, – пожал плечами пришелец из будущего, – они лишили меня только самого ценного! Они отобрали мое прошлое, оставив в голове лишь груду малозначительных пустяков.

– Не прибедняйся, шаман! Эти пустяки смогли вернуть мне красоту. А память… Мы накопим тебе новую! И твои новые воспоминания станут только хорошими!

– Будем надеяться.

– Так зачем тебе Кама, шаман? – снова оглянулась девушка.

– Ты же сама говорила, Ласка, нам нужно выбраться на границу степей. Это значит, требуется попасть в верховья какого-то из камских южных притоков. Мне кажется, так будет проще всего.

На Волге все было огромным. Славянские города на берегах выглядели настоящими крепостями с высокими и протяженными бревенчатыми стенами, их окружали целые поля возделанных грядок, а далеко в русло выдавались жердяные причалы. Рыбаки здесь плавали не на долбленках или лодочках, а на самых настоящих стругах, вмещающих по несколько человек и имеющих борта в полметра высотой. Да и сама рыба тут клевала солидная. Схвативший блесну Степана полупудовый судак при поклевке чуть не оторвал ему руку, а потом еще с полчаса таскал плот за собой.

Навстречу путникам каждый день попадалось по несколько влекомых бурлаками баркасов, их дважды обгоняли идущие под парусами струги. В общем – на величайшей реке обитаемого мира оказалось на редкость многолюдно. Но при всем при том – безопасно. Интереса к маленькому плотику никто не проявил. Вестимо – славяне приняли путников за своих, а варяги разбойничать возле крупных городов опасались.

Так, тихо и спокойно, молодой чародей и Ласка за четыре дня докатились вниз по течению до могучего, почти с Волгу, левого притока – и повернули в него, проталкиваясь против течения на шестах вдоль самого берега, по мелководью.

Путешествие сразу утратило прежнюю легкость. Уже к концу первого дня воин братства ощутимо устал, а к концу второго его руки начали болеть. Поэтому на третье утро колдун решил облегчить себе жизнь, засучил штаны выше колен, вошел в воду и стал толкать плотик перед собой, запрыгивая на бревна и берясь за шест только над ямами или в мерзких местах типа скоплений тины или в густых зарослях водяной крапивы.

Разумеется, куда проще было бы тянуть плот на веревке – но ее у Золотарева, увы, не имелось. Зато рядом с ним находилась сильная и неутомимая дикарка – которая время от времени подменяла чародея в его труде.

Однако самым неприятным сюрпризом стало то, что южных притоков Кама не имела. За целых пять дней Ласка и Степан не встретили ни единой мало-мальски приличной речушки! Это означало, что пути в степь отсюда не имелось.

Еще полмесяца назад они могли бы просто бросить плот и двинуться через чащобы пешком. Медленно, трудно, неудобно – но исполнимо. Однако ныне чародей был совершенно уверен, что дикарка мешков с солью не оставит. Можно и не спрашивать – ни одна женщина никогда не бросит своих бриллиантов!

Оставалось надеяться на чудо. И помнить о том, что где-то там, впереди, есть знаменитая среди сплавщиков далекого будущего Белая река, истоки которой лежат чуть ли не под самым Оренбургом.

В полдень восьмого дня путники пробирались по протокам бескрайнего камышового поля, держась как можно ближе к виднеющимся за коричневыми кисточками сосновым кронам. Прибрежная протока, отходя все южнее и южнее, неожиданно свернула в ивовые заросли, растекаясь между кочками и кустами. Не особо надеясь на успех, просто от полной безнадеги, чародей решил разведать болотину дальше – и вскоре она сузилась, углубилась, на глазах превращаясь в широкую мелководную речушку. Еще час пути – берега поднялись, березняк по сторонам сменился сосновым бором. И плотик неожиданно оказался на самой обычной лесной речушке с прозрачной водой и песчаным руслом. Ширины в ней, правда, не набиралось и десяти шагов – но для здешних мест даже это являлось настоящим рекордом!

– Хорошая река, – неожиданно оценила протоку Ласка. – Славяне на таких маленьких не селятся. Рыбы почти нет, на лодках не развернуться. Берега сухие, не заливаются. Здесь безопасно.

По поводу отсутствия рыбы чародей со своей спутницей мог бы поспорить – в прозрачной воде хорошо различались густые стаи полосатых окуней и серебристых плотвичек. Но пути для лодки тут действительно не было – каждые двадцать-тридцать шагов поперек течения лежали стволы рухнувших от ветхости или поваленных ветром деревьев. Некоторые над водой, почти над самой поверхностью, другие на дне, выставив над водой острые, как гигантские шипы, сучья. По счастью, плот не боялся пропороть днище и сидел достаточно глубоко, чтобы проскользнуть под большинством стволов. А где требовалось – его можно было и притопить, навалившись всем весом, и не бояться зачерпнуть бортом воду.