По ту сторону рассвета. Книга первая. Тени сумерек - Берен Белгарион

Лютиэн молчала.

— Не смотри на меня так! — вспыхнул Роуэн. — Я… Я все что мог сделал! Думаешь, я не уговаривал его? Думаешь, я его выпер, чтобы забрать княжество? Ошибаешься — я даром ничего этого не хотел, я разве что в ногах у него не валялся, чтобы он перестал валять дурака, остался здесь и заключил союз с сыновьями Феанора! Я… я проклял его…

Снова слезы вскипели на глазах Хардинга, и он не смог их удержать. Отвернулся к окну, чтобы никто не видел этих слез.

— Я хотел остановить его. Думал — он испугается проклятия… Ты не понимаешь, как это страшно — когда место за тобой посыпают солью… Ты никогда не можешь вернуться… Я думал — это удержит его. Он же любит Дортонион. Не меньше, чем тебя, королевна. Теперь… Теперь он не вернется больше. О, что же я наделал!

Он развернулся, резко вытирая глаза рукавом — и увидел, что нет эльфийской девы и исчез Нимрос. Хардинг снова бросился к окну — и увидел, как эти двое сбегают по крыльцу и садятся в седло.

— Его кровь на нем самом! — последнее, что крикнул он Тинувиэль. — Я невиновен! Скажи, что я невиновен!

Огромный пес с облачно-серой спиной и белыми боками, вскочил и понесся впереди коней, задавая им скорость хода…

* * *

— Страшное место… — прошептал Нимрос.

Ветер с холмов, текущий в ненасытную глотку Анфауглит, дул ему в спину, и лицо было окутано волосами, как тучей.

— Как я отпущу тебя туда одну… — бард повернулся к ней, сжал рукой рукоять меча, потом с усилием выпрямил пальцы. — Бесполезно. Этого демона не одолеть ни мечом, ни заклятием. Тут земля и небо стали орудием убийства. Неужели ты все еще думаешь, что он там, а не скрывается где-то в горах от феанорингов, как скрывался от орков?

— Он там, я уверена, — Лютиэн прищурилась на плывущий горизонт. — И у меня очень мало времени. Так мало, что мне страшно.

— Но ты не берешь ни пищи, ни воды, — Нимрос провел языком по пересохшим губам. — А там лиги и лиги пекла… Дождись хотя бы ночи!

— Нет смысла ждать ночи, Нимрос. Некогда искать пищу и воду. Мы с Хуаном помчимся быстро, так быстро, что ни один всадник не угонится за нами. Он — пес из стаи Оромэ, а я… я — это я.

С этими словами она развернула черный плащ Тхурингвэтиль.

Нимросу стало холодно среди летней жары.

— Достань из вьюка волчью шкуру, что подарили мне люди Хитлума, — приказала Лютиэн.

Пальцы юного беоринга дрожали, когда он развязывал вьюк. Черная шкура тяжело легла на руки.

— Набрось ее на Хуана, — попросила королевна. — Бери коней и скачи прочь. Скачи, не оглядываясь. Я не хочу, чтобы ты видел.

— Да, — он расстелил и расправил шкуру на широкой спине валинорского пса. Тот глухо зарычал, как ворчит человек, вынужденный мириться с чем-то омерзительным ему, когда череп волка лег на его голову. — Да, госпожа моя…

Лютиэн сняла с себя верхнее платье, оставшись только в нижнем, из тонкого голубого льна, и набросила на себя два плаща — свой, чародейский, а сверху — плащ оборотнихи. Нимрос, все такой же растерянный, взял верхнюю одежду из ее рук и покорно подставил лоб для поцелуя.

— Теперь уходи, — кивнула Лютиэн, когда он уложил ее платье во вьюк и склонил голову, прижимая руку к груди. — И не смотри назад. Что бы ни услышал, не смотри.

Порывы ветра стали сильнее, когда Нимрос отъехал дальше меж холмов. Пыль заставила его зажмуриться. Он посмотрел вправо — и увидел на западе, над горами Хитлума, грозовую тучу. Она громоздилась в небе чудовищной стеной, немая и грозная, как войско, ждущее приказа к наступлению. Сколько Нимрос ни вглядывался — она не двигалась, и солнце стояло высоко, так что туча еще не застила его — но от одного лишь ее присутствия там, вдали, на весь мир словно бы наползла тень. Ни единого просвета не было в прочных бастионах облаков, и когда она двинется — а она двинется, подумал Нимрос, когда Анфауглит раскалится вовсю и ветры подуют на нее со всех сторон — то под ней будет темно как ночью.

Жуткий вой, начавшийся глубоко в чьей-то исполинской утробе, набравший силу в мощной глотке и рванувшийся из нее, как из боевого рога, раскатился в холмах — и, словно отвечая ему, поднялся ветер и на миг забил Нимросу дыхание. Кони захрапели и попятились в ужасе, но Нимрос сдержал своего коня, натянув узду и покрепче сжал поводья коня Лютиэн.

— Мы не оглянемся, славные мои, и не повернем, — прошептал он, лишившись голоса от страха. — Вперед, милые, вперед!

Лошади повиновались не сразу, шарахались назад и в стороны — но тут другой звук рассек плотный гул ветра в холмах и подстегнул коней верней бича: скрежещущий, рвущий уши визг задрожал в небесах, и Нимросу пришлось снова изо всей силы сжать поводья в руках и колени на боках лошади — на сей раз чтобы удержаться в седле, когда конь его, прижав уши в животном страхе, что есть мочи рванул вперед.

Нимрос не подгонял коня и не сдерживал его, стараясь держаться спокойнее, чтобы вконец перепуганное животное не понесло — он лишь легонько направил коней на пологий склон. Удалось: проскакав с бешеной скоростью несколько сот шагов, конь выдохся, когда подъем стал круче, успокоился и въехал на холм уже шагом.

Нимрос рискнул развернуть его и посмотреть на север — но увидел только две черные точки, плывущие по воздушной ряби — и было это игрой света в воздушных потоках, или на самом деле одна летела над другой?

* * *

Смерть тащилась следом, как хворый пес. Не торопилась, никогда не приближалась настолько, чтобы он мог обернуться и ударить… хотя бы обернуться и увидеть ее. Он всегда хотел знать, как она выглядит — не те, через кого она приходит, не те, к кому она пришла, а она сама. Но сквозь марево он не мог разглядеть черт смерти и опасался, что она так и будет прятаться, пока он вконец не ослабеет и не свалится. Но и тогда она не нападет, пока свет совсем не померкнет в его глазах.

«Это несправедливо» — досадовал он. — «Я столько лет провел с тобой рядом, шлюха, а ты не хочешь мне показаться. А я имею право хоть раз увидеть твою харю…»

Но она не показывалась — тенью маячила позади, и растворялась в горячем плывуне, когда он, доведенный до исступления ее молчаливым преследованием, разворачивался так резко, как только мог. Он снова и снова давал себе клятву не поддаваться на эту ее маячню — но хватало его ненадолго, потому что постоянное движение сзади и сбоку, которое он то и дело ухватывал краем глаза, вывело бы из терпения кого угодно. Может быть, это не смерть? Нет, вряд ли — кто еще мог потащиться за ним на эту жаровню…

На третий день пути, еще до рассвета, он вышел к границе этого места — и застыл изумленный. Солнце еще не поднялось из-за частокола Эред Ветрин, но серое небо уже достаточно прояснилось, чтобы Берен мог разглядеть пространство, рубеж которого лежал у его ног — гладкую, как поверхность застывшего моря, глухо-черную равнину, начало которой было здесь, а конца, доколе хватало глаз — не было ни впереди, ни в любой из сторон. Берен опустился на колено и потрогал поверхность рукой. Она была ровной, прохладной и на ощупь и слегка шершавой как точильный камень. Это немного успокоило Берена — он ожидал чего угодно, даже бездны, куда не проникает ни единый луч света — а именно этим поначалу и казался черный простор впереди.