Плохие девочки не плачут. Книга 3 - Валерия Ангелос

— Пожалуйста, я…

— Как трогательно, — цедит с презрением. — Пришла вымаливать прощение для своего любимца.

— Ты не прав.

— Повтори.

— Ты, — выдаю сдавленно, осекаюсь, но все-таки завершаю фразу: — Не прав.

Сейчас он раскроит мой череп. Раздавит голыми руками. Расколет на части. Раздробит, сотрет в порошок. Легко и просто. Без лишних церемоний. Без напряжения. Играючи, с наслаждением.

— Пожалуйста, — говорю чуть слышно. — Ты не должен быть таким.

— Каким? — хмыкает. — Монстром? Чудовищем? Собой?

— Это не ты.

— Это я.

— Я не верю.

Вдох.

Выдох.

Жадно.

Судорожно.

Дышим.

И отнимаем кислород.

Друг у друга.

— Я никогда не обещал тебе сказку.

— Мне не нужна сказка. Нужен ты. Настоящий.

— Так бери.

Содрогаюсь.

Его голос обжигает меня.

Неужели…

Я даже не осмеливаюсь додумать эту мысль. На краткий миг кажется, будто он и правда простил. Будто время обратилось вспять. Будто у нас еще есть надежда. Шанс. Будто не ради издевки мне вернули мой собственный вызов.

Стена дает трещину.

Но это обман.

Разрушен замок из стекла. Зеркало раскалывается. Прямо под моими судорожно сжатыми пальцами. Разверзается точно бездна. Рваные осколки вонзаются в податливую плоть. А я совсем не ощущаю боли. Я под анестезией. Утробного ужаса.

— Вниз, — ледяной приказ. — На колени.

Безразлично.

Безлично.

— Что? — бормочу сдавленно.

— Жаждешь настоящего, — саркастически ухмыляется фон Вейганд. — Валяй, готовься принять по самые гланды.

Отпускает на волю, позволяет упасть на пол. Поглаживает по макушке. Нежно, небрежно. Перебирает спутанные пряди волос. Потом резко вдавливает мою голову в свой пах.

— Я не…

Замолкаю, не решаюсь продолжать.

Его вздыбленный член упирается в мою щеку. Ощущаю жар плоти даже через плотную ткань брюк. Во рту моментально скапливается слюна.

Гигантский. Твердый. Раскаленный.

Я могу очень четко представить, как он входит в мое горло. Двигается точно стальной поршень. Заставляет задыхаться, перекрывает воздух.

Озноб сотрясает тело.

Я теряю контроль.

Взгляд затуманивается, губы приоткрываются. Обмякаю, расслабляюсь. Безвольно растекаюсь в жестоких руках.

Я покоряюсь рефлексам.

— Завелась, — заключает фон Вейганд.

Ничего не отвечаю. Прикасаюсь к нему. Сквозь ткань. Прижимаюсь ртом к враз напрягшемуся органу. Провожу языком по всей длине.

У меня перехватывает дыхание.

От собственной наглости.

Развратно. Грязно. Разнузданно.

Но это удивительно правильно.

Я хочу его.

Везде.

— Хватит, — резко отстраняет. — Я не нагулял аппетит.

— Издеваешься? — голос срывается, продолжаю шепотом: — Ты возбужден.

— Я не стану трахать твой лживый рот, — буквально выплевывает.

Наматывает мои локоны на кулак, дергает вверх, вынуждает подскочить на ноги с диким воплем. Толкает к двери, открывает замок, выталкивает за порог. Бросает халат следом за мной.

— Нет, — впиваюсь скрюченными пальцами в широкие плечи. — Пожалуйста, нет.

— Изголодалась по сперме? — обдает ледяным презрением. — Обратись к охране. Может, кто-то сжалится и спустит в твою глотку.

— Нет, нет, нет, — повторяю лихорадочно. — Прошу, не прогоняй.

Игнорирует.

Отдирает от себя.

Насильно.

— Скажи, — кусаю губы. — Что мне сделать?

— Ничего, — выдает отрывисто. — Убирайся.

Все мольбы мимо.

Падаю ниже.

— Я буду такой, как ты хочешь, — шепчу, глотая слезы. — Я буду любой. Я стану. Я справлюсь. Клянусь.

Опускаюсь на пол.

Цепляюсь за брюки.

Суетливо. Судорожно.

Хватаюсь за сапоги.

Нервно. С отчаянием.

Мои пальцы в крови.

Бью по клавишам.

Но не попадаю в ноты.

Что-то ломается внутри.

Хрустит.

Скорбно. Мерзко. Жалобно.

Наверное, это мой хребет.

— Прошу, пожалуйста.

Рыдаю.

Взахлеб.

Склоняюсь.

До земли.

Сгибаюсь.

В три погибели.

Я пытаюсь поцеловать его ноги.

— Дрянь, — ругательство сливается с рычанием.

Он не позволяет.

Хватает за горло.

Отрывает от пола.

— Я… — задыхаюсь.

Притягивает ближе.

Ослабляет захват.

— Поздно, — говорит фон Вейганд.

— Для чего? — спрашиваю одними губами.

— Для всего.

Я едва прикасаюсь ступнями к ковровому покрытию.

Я в невесомости.

В недоумении.

В неведении.

Я все еще надеюсь.

— Возьми меня, — срывается как заклинание. — Прости меня.

Я обхватываю его руку. Цепляюсь дрожащими пальцами за запястье. Стараюсь нащупать пульс.

Мерный. Ровный. Тяжелый будто удар грома.

Никакого волнения. Никаких эмоций.

Робот.

А по глазам и не скажешь. В гремучей черноте плавится металл.

— Я твоя, — пробую пробиться сквозь железные жернова. — Только твоя.

— Моя.

Он склоняется, разрывая зрительный контакт, прижимается губами к яремной вене. Не целует, просто касается. Трется щекой о шею, зарывается пальцами в мои волосы.

— Девочка моя, родная, — обжигает кожу горячим дыханием, медленно обводит ухо языком и хрипло выдает: — Если я захочу тебя на своем члене, я тебя на него насажу.

Отпускает.

Нет.

Отталкивает.

Нет, нет.

Как надоевшего зверька.