Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий

одной из многих и ни в коем случае не занимает центрального места в дневниковых записях. Тем не менее это одна из важных тем в размышлениях как Козимы, так и Рихарда Вагнера». Относительно того, насколько существенное место занимает тема еврейства в «размышлениях», можно много и безуспешно спорить. Но не вызывает сомнения, что на безупречно белых манжетах и манишке отвратительно выглядят даже небольшие сальные пятна.

На Байройтских фестивалях поляризация мнений по поводу любой новаторской постановки уже давно вошла в традицию. Не стало исключением и «Кольцо столетия»: когда в первой сцене Золота Рейна публика не увидела рейнских глубин, а только плотину, с которой стекала вода, в зале поднялся недовольный ропот и даже раздались отдельные свистки. Вместе с тем многие постановку одобрили, и в результате дело дошло до яростных стычек. Нетрудно догадаться, на чьей стороне оказалась Винифред. Издавна подозревавшая во всех бедах Байройта левых интеллектуалов вроде Блоха, Адорно и Майера, которых привечал покойный Виланд, семидесятидевятилетняя дама полагала, что они были виновны даже в том, что Вольфганг ушел от жены. В одном из писем свергнутая повелительница, лишенная возможности активно воздействовать на ход событий, призывала выступить открыто: «Протесты, разумеется, должны начаться уже во время действия – и прервать исполнение! Мне кажется, что такова единственная возможность отделаться от этого Кольца!» Все же ее сторонники чувствовали себя для этого недостаточно уверенно, и волнения понемногу улеглись. В настоящее время режиссура Шеро считается одной из лучших в истории фестивалей, и каждый может составить о ней собственное мнение, посмотрев видеозапись фирмы Philips на DVD. Но не прекращаются споры по поводу трактовки партитуры призывавшим «взорвать все оперные театры» Булезом: его суховатая расчетливая манера в самом деле приходится по вкусу далеко не всем, к тому же вокальное искусство некоторых солистов явно оставляет желать лучшего.

Глава 32. Вольфганг вне конкуренции

Диссертацию Готфрида приняли в университете еще в мае 1976 года, но тогда ему пришлось отвлечься на байройтскую постановку Кольца и участие в других юбилейных мероприятиях. После пережитого из-за летних событий нервного потрясения он решил немного отдохнуть с женой. Чтобы слегка отвлечься, они сначала посетили родителей Беатрикс на баварском озере Кимзе, а потом совершили небольшую поездку в Англию и Ирландию. В это же время он получил приглашение Боннской оперы поставить там весной 1977 года Фиделио. Лучшую работу для творческого дебюта трудно было придумать: хотя боннский театр никогда не относился к ведущим оперным сценам Германии, Готфриду предстояло ставить единственную оперу Бетховена на его родине, к тому же эту постановку приурочили к сто пятидесятой годовщине смерти композитора. Одновременно пришло приглашение директора нью-йоркского архива Курта Вайля Лис Симонетт (Lys Symonette) с просьбой помочь в подготовке к публикации статей и писем композитора. Таким образом, у Готфрида намечались контуры будущей карьеры оперного режиссера и музыковеда, но для получения ученой степени ему еще нужно было сдать экзамены в Вене, поэтому осень ушла на подготовку. Наконец в декабре он сдал все экзамены и вместе с приехавшей к нему по этому случаю матерью и несколькими друзьями отметил получение докторской степени. К тому времени отец окончательно отказал ему в материальной поддержке, и молодой ученый оказался полностью на содержании родителей жены.

В апреле 1977 года Готфрид приступил к работе над Фиделио в Бонне. Концепция этой постановки была подсказана ему директором Института Хиндемита во Франкфурте Дитером Рексротом; он же предложил театру кандидатуру Готфрида в качестве режиссера. Зрительские отклики на спектакль была неоднозначными, и, как признался сам постановщик, ему пришлось столкнуться с суровой реакцией консервативной в своем большинстве публики: «Мою актуализированную в соответствии с духом времени режиссуру приветствовали только молодые зрители… В кругах театральных агентов, руководителей театров и в средствах массовой информации распространилось сомнение в моих способностях, высказанное моим собственным отцом». Неудивительно, что первый режиссерский опыт Готфрида оценивался в основном негативно. Еще тревожнее выглядело сообщение Хайнца Йозефа Герборта, опубликованное 3 июня в еженедельнике Die Zeit: «Когда год назад Вольфганга Вагнера спросили, сможет ли он в ближайшее время поручить фестивальные постановки представителям молодого поколения семьи или даже передать им руководство Байройтскими фестивалями, скромный франконец дипломатично ответил, что не видит в следующем поколении подходящей кандидатуры. После того как сын Виланда Вольф-Зигфрид опробовал свои силы на Тристане и Мейстерзингерах, представив нам одномерного Вагнера, а сын Вольфганга Готфрид наглядно продемонстрировал, что опера Бетховена не подходит для театральной сцены, шеф Байройтских фестивалей может спать спокойно. Пока что ему и в самом деле не угрожает конкуренция ни одного из правнуков мастера. И если верен слух, будто в преддверии премьеры Фиделио Вольфганг Вагнер обежал Бонн и предупредил всех интендантов, чтобы они остерегались Готфрида, то на основании этого мы можем судить о семейных взаимоотношениях хранителей золота нибелунгов. А ведь, по сути дела, отец в какой-то мере прав».

Начинали претворяться в жизнь планы, которыми Готфрид и Вумми делились за двенадцать лет до того в период учебы в пансионе. Молодое поколение претендовало на приход к власти на Зеленом холме, а поскольку после создания Фонда Рихарда Вагнера передача власти по наследству была уже немыслима, Вольфганг делал все возможное, чтобы воспрепятствовать успешной карьере сына и племянника. Тем не менее наряду с уничижительной критикой в немецкой прессе появлялись и сдержанные похвалы, а New York Times напечатала хвалебную рецензию: «…на родине Бетховена, где со священным трепетом относятся к каждой ноте его партитуры, прошла радикально авангардная постановка его единственной оперы Фиделио, вызвавшая тем более ожесточенные дискуссии, что это был режиссерский дебют правнука Рихарда Вагнера. Готфрида Вагнера явно задело выраженное частью публики недовольство, которое, однако, заглушили бурные аплодисменты, когда он выходил раскланиваться после премьеры. „Мне не совсем понятно, что именно вызвало столь резкую реакцию“, – сказал он. Многие знатоки оперной сцены считают Готфрида Вагнера большим дарованием среди нового поколения оперных режиссеров». После этого двоюродные братья задумались над возможностью перенести свою деятельность за океан.

В Бонне Готфрид познакомился с лауреатом Нобелевской премии Генрихом Бёллем, который отнесся к нему с явной симпатией: ведь Готфрид, как уже упоминалось, во многом походил на героя романа Бёлля Глазами клоуна Ганса Шнира, категорически отвергавшего консервативные и даже отчасти «коричневые» взгляды своих родителей. Писатель спросил Готфрида: «Так вы тот самый Вагнер, причесавший против шерсти священного Фиделио в Бонне?». Когда же он узнал об описанном в статье Герборта конфликте поколений в семье Вагнер, это его развеселило, и он заметил: «Готфрид Вагнер, то, на что вы тогда