Страшные сказки с Чёрного корабля - Крис Пристли

Это точно «Сохатый». А что здесь написано? Мне не разобрать, слишком мелко.

Эдвард прочел надпись. Сжав зубы, Мортон со свистом втянул в себя воздух.

– Как думаете, что это значит? – спросил Эдвард.

– Не знаю, – ответил Мортон. – Но эти слова мне не очень-то нравятся. Так, говоришь, тебе эту вещицу подарили? А кто?

Эдвард облизал губы и уставился в пол.

– Я… Можно сказать, ее нашел.

– А сказать, что ты ее украл, можно? – спросил Мортон.

– Нет! – ответил Эдвард. – Не совсем…

Глубоко вздохнув, он рассказал Мортону о случившемся: об искалеченном человеке и зубе с гравировкой. Мортон покачал головой.

– Что-то тут неладно, – сказал он, перевернув зуб. – Вот эта фигурка, – продолжал он, увидев замешательство Эдварда, – предположим, это ты. Она и похожа на тебя, если присмотреться.

Эдвард и сам это заметил, но в то же время там мог быть изображен любой другой моряк – в куртке, брюках и с платком на шее.

– А кто идет за ним по пятам? – сказал Мортон.

– Идет по пятам? – переспросил Эдвард, хотя понимал, что это правда. Ему не хватило духу сказать Мортону, что вторая фигурка, кажется, двигается.

– Может, это и есть Резной Бес, – предположил Мортон, возвращая зуб Эдварду. – Может, именно его тебе и нужно остерегаться.

При мысли, что подобное существо его преследует, внутри у Эдварда все сжалось, и, когда он в конце концов лег на койку и закрыл глаза, сон его был беспокойным. Он проснулся пять часов спустя и увидел, что в лицо ему заглядывает Мортон.

– Избавься от него, мальчик, – сказал он, указывая на зуб, который лежал у Эдварда на кровати. – Избавься, если не хочешь навлечь на себя неприятности. В нем какая-то дьявольщина. Разбей его молотком, парень. Расколоти, и дело с концом.

Пока Эдвард собирался с мыслями, Мортон уже ушел, но Эдвард знал, что в словах старика было зерно истины. Он последовал за Мортоном на верхнюю палубу как раз в то мгновение, когда раздался приказ отплывать.

Эдвард подошел к борту и вынул зуб кашалота из кармана. Зловещий свет зари переливался на поверхности зуба, и оттого он казался еще более жутким. Он странным образом засиял, будто светясь изнутри.

Гавань была запружена лодочками местных торговцев и рыбаков. Они пытались напоследок продать иностранцам свой улов, а теперь смотрели, как корабли уходят, и готовились встречать новые суда и новых покупателей. Мальчик с ближайшей рыбацкой лодки помахал на прощанье, и Эдвард рассеянно помахал ему в ответ.

Мортон прав, подумал он. От этой вещицы хорошего не жди. Она заколдована, это уж точно. Очевидно, что предыдущему владельцу она принесла только несчастья, ведь неспроста же он хотел избавиться от нее. Возможно, ему стоит сделать то, что не удалось умершему.

Эдвард вытянул руку за борт, разжал ладонь, и зуб полетел в сверкающее море. Он упал в воду острым концом вниз, почти без всплеска, и Эдвард отошел с ощущением, что, какое бы проклятие ни наслал зуб на его жизнь, теперь оно потеряло силу.

Но не успел он, однако, сделать и двух шагов, как его охватило престранное чувство. Несмотря на то что утро выдалось теплым, ему вдруг стало холодно, но что еще хуже – гораздо хуже – он не мог вздохнуть.

Эдвард закашлялся и схватился за горло, пытаясь нащупать, чем он подавился, но понимал, что дело не в этом. Казалось, сам воздух, который он пытался вдохнуть, потяжелел – словно вместо воздуха Эдвард заглатывал воду.

Спотыкаясь, он добрел обратно до борта и посмотрел, куда упал зуб.

Маленький египтянин на лодке все видел и, хотя поведение Эдварда его озадачило – впрочем, как и поведение всех этих иностранцев, – он углядел в этом шанс и, предположив, что моряк будет рад получить потерянное, он бросился в воду и вынырнул, размахивая зубом.

Как только зуб оказался над водой, легкие Эдварда снова наполнились воздухом. Кашляя, он перегнулся через поручень и с жаром поблагодарил мальчика, знаком показав ему принести зуб на борт.

Эдвард дал запыхавшемуся и улыбающемуся мальчику пригоршню монет – больше, чем тот обычно зарабатывал за год, – и отослал его на рыбацкую лодку к отцу, откуда они оба, широко улыбаясь, помахали сумасшедшему англичанину.

Эдвард тоже помахал им, но не смог улыбнуться. Теперь его судьба, казалось, была связана с судьбой зуба, который он снова держал в дрожащей ладони. Ему вспомнилось, как Мортон советовал ему разбить зуб молотком, и он содрогнулся всем телом.

Эдвард снова посмотрел на зуб и увидел, что резной «Сохатый» готовился к отплытию – прямо как «Сохатый» настоящий. Здесь была и рыбацкая лодка, и машущие отец с сыном. А у борта стоял моряк, который махал им в ответ. Эдвард вытаращил глаза; неужели его жизнь отражалась в изображении или это изображение руководило, управляло ею?

Если так, неужели он обречен стоять в стороне, словно наблюдатель, пока его жизнью верховодит это адово творение? Но что он может сделать? По всей видимости, уничтожить зуб не получится, выбросить – тоже, ведь кто знает, что может с ним приключиться и как это отразится на нем, Эдварде?

Нет – придется постоянно держать зуб при себе и тщательно беречь его. Возможно, надо немного успокоиться и разобраться, что представляет собой проклятие зуба, и тогда Эдвард придумает безопасный способ вырваться из его когтей.

И вот «Сохатый» снялся с якоря, направился на запад вдоль Средиземноморского побережья и пристал в Неаполе, одном из полудюжины портов, в которые им предстояло зайти, прежде чем вернуться домой, в Лондон. За городом высился Везувий, из его кратера все еще угрожающе валил дым после одного из частых извержений.

Пока они причаливали, Эдвард глядел на вулкан вдали, и при мысли о том, что тот может в любой момент извергнуть неистовый поток магмы, осыпая город камнями и пеплом, его осенило. Теперь он понимал, какой удачей может обернуться жизнь в тени подобного монстра. Возможно, секрет в том, чтобы смириться со своей судьбой, как это сделали неаполитанцы. Возможно, резное изображение показало ему то, что случится неизбежно, что бы он ни сделал. Возможно, он никогда не был таким уж свободным, каким себя считал.

Эдвард вытащил зуб из кармана и повертел в ладони, снова ощущая его тяжесть, гладкость нетронутой поверхности, неровности резьбы.

Он посмотрел на выгравированного «Сохатого» и увидел – как и ожидал – что корабль стоит теперь в Неаполитанском заливе, а на заднем плане изображен Везувий. Эдвард отметил это с таким спокойствием, которому и сам удивился. Возможно ли смириться даже с чем-то настолько мрачным и странным?

На фигурку моряка он не посмотрел.