Жребий - Валентина Амиргулова

приходило. Он и сам навещал приятелей. А теперь прошло несколько дней, а Костя так и не собрался пи к кому в гости. Евдокия несколько раз напомнила ему об этом, сын только рукой махал:

— Не хочется никуда из дома уходить.

Нет, Евдокия не узнавала сына. Он суетливо хватался за все, чтобы помочь ей. Ходил с матерью на рынок, в магазины, дотошно вникал в кухонные заботы. В ответ па протесты Евдокии горячо доказывал:

— Мужчины все делают лучше, чем женщины. Их только не нужно ограничивать в инициативе.

— Конечно, мужчины все делают лучше, только не хотят, — весело подтрунила Татьяна. Она теперь часто говорила в таком топе.

— Все дело в том, что мужчины не любят монотонную работу. Они во всем хотят видеть элементы творчества. Вот у нас в команде Юсупов есть, он каждый раз придумывает, как удобнее палубу мыть.

— Человек тем и отличается от обезьяны, что может придумывать, даже в море, — парировала Татьяна. — Но обед все равно женщина лучше готовит.

— Я вам сготовлю сегодня такой флотский борщ!

— Задавака! — дразнила Татьяна.

— Человек должен знать себе цену. Это придает ему уверенность. Вот сейчас примусь за борщ…

— А тебе разве не хочется отдохнуть? — встревала Евдокия. — Служба, поди, не легкое дело. Там не разнежишься, так хоть дома побездельничай.

— Я и бездельничаю. Мама, я же дома, это и есть отдых.

Удивлялась на сына Евдокия:

«Что это вдруг в домоседы записался? Веселый постоянно ходит, не робеет, как раньше. Не был он таким. Прежде соседи только и замечали, мол, сынок уж очень серьезный, на улыбки не расщедрится. И вон ишь ты, напевает…»

Костя выводил морские песни высоким, еще по-мальчишески звонким голосом. Таня шумно ему аплодировала. Костя смущался, краснел, виновато улыбался.

А то начинал над собой, матерью или Татьяной подтрунивать. Но выходило это у него неловко, резковато. То вдруг появлялась у него в словах и жестах какая-то удалая решимость, будто неожиданно почувствовал он свою силу.

«Сынок-то взрослеет!» — почему-то обеспокоенно то и дело повторяла себе Евдокия. Тревожило ее и то, что с нею наедине он будто смущаться чего-то стал. От откровенностей, что прежде у них были приняты, уклонялся, отделываясь шуточками. Евдокии казалось, что сын не такой ласковый, как раньше.

Замечала мать, что парня сердили некоторые се слова, особенно если осуждать кого начинала. Сын морщился, резковато отвечал. А раз так горячо заспорил с нею:

— Судить людей легче всего, их понять нужно. В чужом глазу бревно видно, а в своем соринку не замечают.

— Законы и правила людьми сочинены и для людей. — Евдокия поджала губы. Нет, совсем ей не нравилось, что сын перечит.

«Вот что значит вдали от матери побыть. Хорошие, говорит, там его люди окружают. Так они хорошие, пока с ними по-хорошему. Костя-то, разиня, больше для других старается».

Зато с Татьяной Костя всегда разговаривал увлеченно, так, что бросал дело, которым занимался. И даже не слышал, когда обращалась к нему мать. Говорили они об артистах, о музыке, о чем-то непонятном.

«Надо же, нравится переливать из пустого в порожнее, — хмыкала Евдокия. — А Татьяна на слова как остра, оказывается! Где нахваталась? Да, цепкие эти деревенские… Вот как Костя свой отпуск проводит, пристегнул себя к бабьим подолам. Что случилось с парнем? Может, Татьяна ему приглянулась? Нет, не должно этого быть. У Кости столько знакомых скромных девчат. Бывшие одноклассницы, как встретят, ну допытываться, как ему служится, что пишет. А блондиночка из цеха, где сын до армии работал, даже домой приходила, адрес его просила. А Татьяна… когда ее историю расписывала ему, хмурился чего-то. Осуждал, видно, распутницу. А вслух не стал…»

Евдокия не выдержала, почти приказным тоном сказала Косте:

— Так и будешь дома торчать? Сходи хотя бы в кино.

— Одному не хочется. Татьяна, не составишь компанию? Давай сделаем вылазку!

— И то правда, — взглянув на не решавшуюся племянницу, подсказала Евдокия.

— А что, айда! — весело тряхнула головой Татьяна.

Собрались молодые быстро.

Когда шли через двор, Евдокия любовалась ими из окна. Хорошая могла бы получиться пара. Беременность Татьяне шла. Высокая, стройная, она теперь приобрела мягкую основательность, уверенную неспешность. И Костя рядом, статный, пышноволосый. Но разве такую ему жену нужно…

Из кино молодые пришли поздно. Зайдя в квартиру, продолжали какой-то спор.

— Нужно быть глупцом, чтобы не понять такой случай. А ты еще пожалей и оправдай его. Ну же! — с усмешкой поддразнила Татьяна. Остановившись посередине комнаты, она уперлась руками в бока и глядела на Костю, поблескивая глазами. Он подошел к ней вплотную и погрозил пальцем:

— Оправдать можно все, и с этим граничит лицемерие.

— Мы все немного лицемерны! — нетерпеливо перебила Татьяна.

— Вот это и есть лицемерное оправдание! — ликующе воскликнул Костя.

— Ха! Всего лишь игра слов.

— Ну, рано или поздно, а розовые очки снимаешь, — примирительно сказал Костя.

Вдвоем весело рассмеялись.

Евдокия, разогревая на кухне ужин, пыталась попять, о чем разговор? Не выдержав, крикнула сыну:

— Кино-то не понравилось?

Ответила Татьяна:

— Смотреть было интересно.

— Классный фильм, — добавил Костя, заходя на кухню. — Мама, мы ужинать пе будем. Ты иди, отдыхай, а я кофе сварю. Танюша, я тебя угощу кофе, какой мы пили в Турции. Хочешь?

— Может, плов попробуете? — спросила Евдокия.

Сын взял ее за плечи и повел в спальню.

— Я завтра съем и плов, и суп с фрикадельками, и блинчики с мясом. Целый день буду есть. А сейчас ты отдыхай.

— Ну, вот, тебе уже с матерью скучно, — с обидой протянула Евдокия, снимая руку сына с плеча.

Он даже не смутился.

— Мама, тебе ведь нельзя пить кофе, особенно такой крепкий, какой я сделаю. Давай помогу разобрать тебе кровать.

— Ладно уж, сама управлюсь.

Евдокия лежала в кровати, укрывшись ватным одеялом до самого подбородка. Наверное, к непогоде ей нездоровилось. Ломило в суставах. И сон не шел. Из кухни то и дело раздавался приглушенный смех сына и Татьяны. Евдокия прислушивалась с непонятной тревогой к их голосам.

«Какие-то сегодня они шибко заводные!.. А Татьяна как изменилась! Тихоню из себя разыгрывала! Ожила! И голову теперь как высоко держит, и тараторит, словно сорока. А то у нее слово рубль стоит. Хотя и ее понять можно. Со старухой скучно. Молодым нотации не нравится слушать. Меж собой могут о разных разностях день и ночь проговорить. Дело зеленое.

А Костя, вот разбойник, тоже кавалера разыгрывает. Как он вчера, когда спать уходил, руки додумался целовать, и той козе, и мне. То по креслам рассаживает, то форточку прикрывает. А почему-то, видать, нервничает последние дни.