Что не так с этим миром - Гилберт Кийт Честертон

называют практическим методом, а иногда – смекалкой или материнской мудростью. Последняя фраза очень точна, потому что никто никогда не называл это отцовской мудростью.

Если анархия не срабатывает, ее называют тактом. Такт называют анархией, когда он срабатывает. И мы должны понимать, что в одной половине мира – в частном доме – он работает. Мы, современные люди, постоянно забываем, что необходимость четких правил и грубых наказаний не очевидна, что можно много сказать о благожелательном беззаконии самодержца, особенно в малом масштабе; короче говоря, власть – это лишь одна сторона жизни. Другая сторона жизни называется обществом, и тут, как мы все знаем, доминируют женщины, а женщины всегда подтвердят, что их королевство управляется лучше, чем наше, потому что (в логическом и юридическом смысле) им вообще не управляют. «Всякий раз, когда возникают настоящие трудности, – говорят они, – когда мальчик ведет себя скверно или тетя скупа, когда глупая девушка неудачно выходит замуж, а испорченный мужчина отказывается жениться, все ваши сложные римские законы и британская конституция заходят в тупик. Оскорбление из уст герцогини или ругань рыбной торговки с большей вероятностью исправят положение». Так на протяжении веков звучал древний женский вызов, по крайней мере, до недавней женской капитуляции. Так развевалось красное знамя высшей анархии, пока мисс Панкхерст не подняла белый флаг.

Следует помнить, что современный мир совершил глубокую измену вечной истине, поверив в колебание маятника. Человек должен умереть, прежде чем начнет раскачиваться. Современный мир заменил средневековую свободу души, ищущей истины, идеей фаталистического чередования. Все современные мыслители – реакционеры: их мысль всегда оказывается реакцией на то, что было раньше. Когда вы встречаетесь с современным человеком, он всегда приходит откуда-то, а не идет куда-то. Так человечество всегда и везде и в разные периоды видело, что существуют душа и тело, так же ясно, как и то, что существуют солнце и луна. Но поскольку небольшая протестантская секта под названием «Материалисты» на короткое время объявила, что души нет, другая небольшая протестантская секта под названием «Христианская наука» теперь утверждает, что нет и тела. Точно так же необоснованное пренебрежение правительства Манчестерской школой вызвало не разумное уважение к правительству, а необоснованное пренебрежение всем остальным. Нынче, услышав, о чем люди говорят, можно подумать, что любая важная человеческая деятельность должна быть организована и контролироваться законом, что все образование должно быть государственным и всякая служба – государственной: все и вся должно быть приведено к подножию августейшей доисторической виселицы. Но несколько более либеральное и сочувственное исследование человечества убедит нас в том, что крест старше виселицы, что добровольные страдания появились раньше и независимо от принудительных; короче говоря, в самых важных делах человек всегда был волен погубить себя, если хотел. Великая фундаментальная функция, на которую опирается вся антропология, а именно отношения между полами и рождение детей, никогда не находилась внутри политического государства, но всегда за его пределами. Государство занялось тривиальным вопросом убийства людей, но мудро оставило в покое то, что касается их рождения. Евгенист действительно мог бы уверенно заявить, что правительство – рассеянный и непоследовательный человек, занимающийся обеспечением старости людей, которые никогда не были младенцами. Я не буду здесь подробно останавливаться на том факте, что некоторые евгенисты в наше время маниакально твердили, что полиция должна контролировать брак и рождение, как она контролирует труд и смерть. За исключением этой бесчеловечной горстки ученых (с которой, к сожалению, мне придется иметь дело позже), все евгенисты, которых я знаю, делятся на две группы: остроумные люди, которые когда-то имели в виду именно это, и сбитые с толку люди, которые клянутся, что никогда не имели этого в виду и вообще ничего в виду не имели. Но если допустить (оценив людей более оптимистично), что они в основном хотят, чтобы брак оставался свободным от правительства, из этого не следует, что они желают, чтобы брак оставался свободным от всего. Если мужчина не контролирует брачный рынок по закону, контролируется ли он вообще? Несомненно, ответ таков: мужчина не контролирует брачный рынок по закону, а женщина контролирует его посредством сочувствия и предубеждений. До недавнего времени существовал закон, запрещающий мужчине жениться на сестре умершей жены, но такое случалось постоянно. Не существовало закона, запрещающего мужчине жениться на служанке его покойной жены, однако это случалось не так часто – потому что брачный рынок управляется духом и властью женщин, а женщины обычно консервативны в вопросах социального положения. То же самое и с системой исключительности, с помощью которой женщины так часто умудрялись, изгоняя кого-то из общества, предотвращать браки, которые были им неугодны, и даже иногда заключали те, которые одобряли. Нет необходимости в клейме и геральдической лилии, в кандалах тюремщика или в петле палача. Вам не нужно душить человека, если вы можете заставить его замолчать. Клеймо преступника менее эффективно и окончательно, чем холодный прием; и вам не нужно беспокоиться о том, чтобы заключить мужчину в тюрьму, если вы можете исключить его из круга общения.

То же самое, конечно, верно и в отношении колоссальной структуры, которую мы называем воспитанием детей, – структуры, созданной исключительно женщинами. Ничто не может превозмочь огромное превосходство этого пола, ведь даже мужчина при рождении ближе к матери, чем к отцу. Никто, памятуя об этой ужасающей женской привилегии, не сможет поверить в равенство полов. Изредка мы можем прочитать о девочке, воспитанной как мальчишка, но каждый мальчик воспитывается как домашняя девочка. Плоть и дух женственности окружают его с самого начала, как четыре стены дома, и самый субтильный юноша или самый брутальный мужчина с рождения женственны по самому факту рождения. Мужчина, рожденный женщиной, обречен на короткий век, полный страданий, но никто не может даже представить себе всю непристойность и кошмарную трагедию такого чудовища, как мужчина, рожденный другим мужчиной.

XI. Королева и суфражистки

Но вопросом об образовании мне неизбежно предстоит заняться позже. Четвертый раздел книги будет посвящен ребенку; думаю, он будет в основном посвящен матери. Здесь же я последовательно доказываю, что большая часть жизни управляется не мужчиной с его избирательным голосом, а женщиной с ее человеческим голосом или, чаще, с ее ужасающим молчанием. Остается добавить только одно. Я в своей многословной манере разъяснил идею, что правительство в конечном итоге является принуждением, что принуждение означает не только холодную ясность, но и жестокие последствия, и потому нам есть что сказать в пользу старой человеческой традиции оберегать половину человечества от такого неприятного и грязного дела. Но это не единственный аргумент.

Голосование – это не