Амфитрион - Дмитрий Дикий

– Валентина, – сказала Алена и вся налилась слезами, как будто была не высокой стройной девушкой, состоявшей из костей и какого-никакого мяса, а тонким пузырем с жидкостью, только и готовящимся прорваться. Ничего подобного Митя не видел не только в исполнении вечно позитивной Алены, но и вообще никогда.

– Валентина чуть не выперла меня из «Гуся», – выговорила Алена, – но как!

Тут пузырь лопнул. Оставим наших молодых людей вдвоем восстанавливать события, связанные с хозяйкой «Резинового гуся» Валентиной Святаевой, и расскажем часть этого эпизода так, как увидела его Алена.

…была чиста перед Митей. Просто хозяйка «Резинового гуся» Валентина Святаева отдала ею часть долга хозяину клуба Jizнь Хорхе Кэндо.

Чем именно некогда прекрасная Валентина была обязана Хорхе, никому не известно, но слухи ходили разные: от денег (само собой) до, собственно, jizни – ее, Валентиновой. И вот – то ли, чтобы выпутаться из тенет этого долга, то ли просто из общечеловеческой признательности – она периодически и поставляла одноглазому Хорхе самых своих красивых танцовщиц. Даже реноме скромницы и недотроги не помогло бы тут Алене, ибо условия работы в «Гусе» были простые: сказано – делай. Правда, никто бы не погнал ее против воли исполнять «эскорт-услуги» с каким-нибудь щедрым гостем, но, скажем, потанцевать топлесс там и тогда, когда укажет Vale (как звали Валентину редкие друзья), было ее прямой обязанностью.

Тут повествование, доселе бывшее почти исключительно митецентристским, должно впервые разместить в свете софитов Алену. Автору по-прежнему неизвестно, какого маринада ей не хватало в университетско-фрилансерском существовании. То ли она училась быть женщиной, то ли зарабатывала на заколки, то ли клубные танцы были для нее хорошим способом держать себя в форме в отсутствие спорта, а может, заставляли помнить о своей отдельной жизни… К этому вопросу мы еще вернемся.

Пташки в джизненных клетках сменялись раз в четверть часа. Вокруг плясали, как будто «завтра не наступит», Алена танцевала как положено: задирая на прутья клетки ноги в двадцатисантиметровых шпильках, медленно извиваясь и вращая узкими бедрами в розовой газовой юбке. Публике не было до нее особенного дела – завсегдатаи привыкли к висячим клеткам с «пташками», и наибольшее возбуждение вызывали у них не красотки с обнаженной грудью, а негритянский мачо Игорь в золотых трениках с красными лампасами. Ему и предстояло сменить Алену в левой клетке. Алена немного подумала об Игоре, но ничто не забилось в ней при этом ни слева, ни снизу, а вот стоило вспомнить о Мите, и сразу ощутился привычный прилив нежности. Как-то он там со своими старыми и новыми коллегами? И она продолжила извивы.

Тут в волосах проснулся наушник и объявил: «Bambi, сменяешься». Алене стало не по себе: только вошла в ритм, только разогрелась, что случилось-то? Поэтому, на секунду отойдя от требований субординации, она громко прошептала: «Я только начала!»

Тем временем с лестницы «Зоны Индиго», занимавшей весь верхний уровень (выше находился только хрустальный скворечник самого Хорхе, и ни гости, ни рядовые труженики туда не допускались), уже спускался златоштанный гологрудый Игорь. Верхняя часть Игоря сливалась с неосвещенными участками клуба, а за ним с приветливыми выражениями сосновых гробов следовали Лав и Хейт[28], два сегодняшних обходчика. «Не суетись под трамваем, детка», – снова вступила в ухе ангельская сталь Валентининого голоса. Что же, Алена профессионально присела в прощальном извиве и спустилась из клетки по хлипкой прозрачной лестнице, беспричинно поддерживаемая Игорем за щиколотки. Поддерживание ей не понравилось, и она, с досадой вспомнив давешние праздные мысли, выругалась сама на себя как-то по-мужски (типа, все бабы – шлюхи, хотя бы в мыслях) и пошла к Хейту, который охранял ее на пути от рабочего места к гримерке. Лав тем временем следил за безопасностью Игоря, что, безусловно, было лишним: Игорь хоть и не прятал в золотых штанах никакого оружия, кроме, так сказать, профильного, но в доджизневом прошлом успел завоевать титул чемпиона Бразилии по фулл-контакту{30}. Однако порядок есть порядок.

И потому же Алена шла по узким коридорам «Jizни», не обращая особого внимания на всхлипы и охи в зонах «Киви», «Авокадо» и «Пюре», как если бы прогуливалась от копировального автомата к шреддеру, а чтобы занять себя, тихо думала, как ненавидит сладострастного Хейта, радовалась длинным волосам (они не позволяли Хейтову чугунному взгляду провертеть дуршлаг дырок в ее спине) и считала шаги до гримерки. Но Хейт, как оказалось, вел Алену не туда. Между зонами Fruitbasket и Duce! он приобнял танцовщицу за плечо и развернул к стене, которая послушно открылась, не позволив ее милому носику вписаться в цемент, декорированный лейблами Campari и Suntory. Алена поняла, что доигралась.

Во-первых, выйдя на крышу, она увидела, что бежать с нее некуда. «Jizнь», бесконечная путаница проходов, переходов, этажей и закутков, оказалась на поверку чем-то вроде аккуратно сложенного кишечника: она была упакована в три строения, соединенных обманчиво временными переходами лагерного типа. Положим, в зданиях были подземные уровни и искусно нанизанные на коридоры гроздья карманов для парочек, но с крыши клуб предстал перед Аленой двумя кубиками, присоединенными к основному бруску. Здесь-то на плоской крыше и громоздился хрустальный офис Хорхе. Мрачный комплекс был обнесен забором с вышками – на них, судя по всему, гнездились настоящие автоматчики из плоти, крови и металла. Иначе непонятно было, кто выгуливал на территории ленивые красные точки лазерных прицелов.

Во-вторых, Алене, оказавшейся на этой крыше в декабре, тут же стало холодно, и согреваться было нечем: на ней была дурацкая розовая пачка, серебряные стринги и серебряные босоножки из прозрачных каблуков, подошвы и усаженных стразами ниточек (подтвердим для внимательного читателя: выше пояса Алена была обнажена).

Хейт побубнил в комлинк и буркнул, что надо ждать, а если Алене холодно, то он поможет ей согреться. Девушка судорожно пожала плечами и кивнула на дверь, откуда они вышли, – мол, почему бы не подождать в тепле. Хейт вежливо сообщил, что двери из зоны «Скворечник» открываются на выход только тогда, когда разрешает господин Кэндо, а господину Кэндо нет дела до Алениной гусиной кожи ни сейчас, ни вообще.

Мысли в голове у бедной Аленушки понеслись галопом. Начиная от «говорил же тебе Митя» и «лучше бы ходила, как все нормальные люди, на каток в Митино» (попутно мысли екнули, отметив случайное совпадение имен) до «подороже продать свою жизнь (зачеркнуто) честь» и «дура, а то ты не знаешь, что честь в «Jizни» ничего не стоит, ее не покупают, а берут». Тем временем Хейт вступил в эротическое взаимодействие со своим комлинком и в такт звукам, поступавшим ему в любящее ухо малоамплитудными, но глубокими содроганиями изъявлял желание и счастье угодить. «*****, – подумала Алена с омерзением и страхом, – похоже, это ******». Похоже, это был именно он. Дальнейшее выглядело так.