Ростов. Лабиринт - Александра Давыдова

— Пожалуйста, — умоляюще протянула девушка и почувствовала, как подбираются к горлу слезы, которые она точно не сумеет сдержать. — Пожалуйста.

Макар ничего не ответил. Он, кажется, снова и снова пробегал глазами по высветившемуся сообщению и словно впал в транс.

— Макар...

Молчание.

— Что там? Что-то случилось?

Макар посмотрел на Карину как будто с удивлением. Словно он на мгновение забыл — где он, кто он и с кем.

— Цыба умер... — глухим голосом произнес Макар.

— Что? — Карина почувствовала, как по ее телу пробежал мороз.

— Цыба умер. Сегодня ночью. Пока я был там... Внизу. Мой Цыба умер! Гоха умер!

— Как? Как?

— Ка-а-ак? — Наверное, он хотел заорать, но голос сорвался. Захлебнулся где-то в легких. Макар тяжело встал. Не оборачиваясь, двинул к окну. И уже перенося ногу через подоконник, прохрипел: — Кровоизлияние в мозг. Та драка в субботу. Бобр... Убобрил твой Бобр моего братишку.

— Мака-а-ар...

Шорох был уже внизу. Скрючившись, словно у него прихватило вдруг живот, он побежал вдоль по улице, петляя, как раненый волчонок.

«Никто никому ничего не должен».

Роберт поставил в социальной сети новый статус и встал из-за стола. Потянулся, подвигал шеей. Вытащил из-под кровати старые гири — двадцать четыре кило каждая, положил одну возле левой ноги, нагнулся, схватился за чугунную рукоять, готовый принять вес на живот и спину. Выбросил руку с чугуниной вверх красиво, легко и сам собой залюбовался в зеркале.

Ноги качал уже двумя одновременно. Поставил на спину, придерживая с двух сторон. Присел десяток-другой раз. Потом лениво побаловался, ритмично подбрасывая гирьки в воздух и перехватывая уже у самого пола.

— Сынок, завтракать идешь? — Мама распахнула дверь, как всегда, без стука, помахала кофейником и, не дождавшись кивка, исчезла. Убедившись, что она не слышит, Роберт выругался вполголоса. За пять лет он отвык от «добрых» домашних традиций. В Нью-Йорке, в университетском уютном общежитии на пять человек, ничего подобного случиться не могло. Там каждый тщательно соблюдал свои границы и границы других, не позволяя и толики фамильярности. Это было правильно. Разумно. Целесообразно. Это было именно то, что абсолютно устраивало Роберта Ангуряна, — каждый в этом мире отвечает за себя и только за себя. Никто никому ничего не должен.

Роберт умел быть обаятельным и с легкостью приятельствовал с ровесниками. Но за двадцать один год жизни сперва в Ростове, потом в Нью-Йорке и снова в Ростове близкими друзьями так не обзавелся. Это было к лучшему — он не любил привязанностей. Привязанность так или иначе тащит за собой обязательства. А Роберт Ангурян устал от обязательств, не признавал их. Слишком часто ему в детстве напоминали про его великий долг, слишком часто тыкали носом в то, что он не сам по себе, но часть древнего рода со странным и утомительным прошлым. В шестнадцать Роберт Ангурян с радостью уехал из Ростова, втайне рассчитывая, что за пять лет его отсутствия что-нибудь изменится и ему не придется тащить на своей красивой, накачанной спине многовековое бремя. Но, вернувшись, обнаружил, что все осталось как прежде: лабиринт на месте, демон живее всех живых, и нужно принимать от деда дурацкую, бессмысленную эстафету по обслуживанию подземелья. Роберт не стал возражать, но и энтузиазма тоже не выразил. Он не любил подземелье, не испытывал никой гордости за маловыполнимую миссию, возложенную на семью, и рассчитывал однажды избавиться от лабиринта.

Он даже придумал и тщательно продумал как. Знай дед и даже отец, о чем в самом деле мечтает их первенец, вот бы они изумились. Метро! Ростовское злополучное метро!

Роберт пристально следил за тщетными попытками Шороховых протащить проект метростроя и понимал, что, когда придет время, он сделает все иначе! Лучше. Умнее. А полученные же с детства знания и навыки, диплом инженера-механика, а также отцовские связи и деньги станут основой его великих планов.

У Роберта Ангуряна имелись грандиозные планы на будущее, и он рассчитывал рано или поздно их воплотить.

Потеряв в драке предмет, Роберт огорчился. Но не потому, что без черепахи смотрителя из него не выйдет. Просто предмет был задействован в планах на будущее, и его утрата означала их пересмотр. Как и то, что глупая сестренка полезла на рожон и назвалась смотрительницей. Но и с этим он справится! Вот только умрет старый Торос, и тогда можно будет решить все вопросы и приступить к осуществлению мечты. Убедить сестру в том, что строительство ростовского метро неизбежно. Вынудить ее сообщить об этом хозяину (при слове «хозяин» Роберт всегда морщился), а тот пусть уже решает сам, как прикрыть свою подземную лавочку. Шесть веков — это чересчур для пахоты на одного работодателя. Вон американцы вообще говорят, что род деятельности следует менять раз в пять лет. А тут сколько раз выходит по пять? Ну? Сколько?

Роберт знал, что добьется своего. В конце концов, не какой-то там древний венецианец, не хихикающая плешивая тварь, а Роберт Ангурян станет хозяином подземного Ростова. Когда-нибудь он избавится от ненавистного лабиринта и от назойливых и не менее ненавистных Шороховых.

Роберт приосанился, широко, очень по-американски улыбнулся отражению и, «взяв в руку» фантомный микрофон, произнес: «И я, дамы и господа, как основатель Ростовского метрополитена, со всей ответственностью заявляю...»

— Бобр... Роберт! — в дверях, почему-то одетая по-домашнему, а не для школы, стояла младшая сестренка.

Роберт вскинулся — опять эта дурацкая привычка входить без стука. Надо поставить на дверь замок. Два замка. Разозлился он потому, что сестра могла увидеть, как он тут дурачится перед зеркалом, а меньше всего на свете Роберт Ангурян любил выглядеть дураком. Но, кажется, Карина ничего не заметила. Она была страшно растерянной и мялась на пороге, будто пыталась подобрать для разговора правильные слова, но не знала, с чего начать. Роберт мысленно позлорадствовал — видимо, сестренка по наущению старших пришла извиняться за вчерашнее и теперь страдает от уязвленного самолюбия.

В детстве Роберт мог неделями не разговаривать с сестрой, наказывая ее за малейшую провинность или непослушание. Однако младшая бестолковая сестра — одно. А смотрительница ростовского лабиринта, даже если ей всего лишь пятнадцать, — совсем другое. Ссориться с новой смотрительницей Роберту было совершенно не с руки, поэтому он сцепил зубы и доброжелательно кивнул.

— Каро! Что? Завтракать пора? Знаю — мать забегала уже. Сейчас спущусь. А ты как? Как встреча с хозяином? Знаешь, а я подумал тут — круто, что так вышло. Я наверху, как отец, ты внизу смотрителем — сработаемся на отлично.

— Нормально. Да... Сработаемся.

Голос у сестры был не спокойный, как обычно. Не дерзкий, как вчера вечером, не язвительный, как можно было бы ожидать, а какой-то погасший. Именно таким бесцветным голосом сообщают самые страшные новости. «А может, и не извиняться пришла», — мелькнула догадка.