Эра Стрельца - Наталья Андреева

– Можно вопрос личного характера? – спросила Лана, прикуривая очередную сигарету.

– Задавайте, гражданка.

– Ты к Норе ходил?

– Допустим.

– Значит, ты такая же скотина, как и все остальные? Воспользовался ситуацией?

– Слушай, ты порядочную из себя не строй. – Он поднялся, дожевывая бутерброд и миролюбиво предложил: – Расстанемся друзьями.

– Это значит, не пиши на меня телегу. Так?

– Учитывая твое сомнительное прошлое, телега не тронется с места. Колеса увязнут в грязи.

– Ладно, проехали.

– Все, ушел. На прощанье вопрос личного характера.

– А ну?

– Ты с соседкой в каких отношениях?

– С Ленкой? В соседских.

– Семью ее знаешь?

– Родителей? Наслушалась.

– А сестру?

– Сестру? – удивленно переспросила Дана. – Видела пару раз.

– Она замужем?

– Да. Мужа видела чаще.

– И дети есть? – спросил Леонидов, враз погрустнев.

– Сын.

– Все понятно.

– Мне не понятно… Ба! Какие у нас глаза!

– Вот и не надо в них смотреть.

– Алексей Алексеевич, у вас, кажется, траур? Здесь тебе не светит. Точно, – с удовлетворением сказала Лана. – Судя по Ленкиным рассказам, ее сестра – порядочная женщина. – Каким тоном это было сказано! Найдя его слабое место, Лана торжествовала.

И он позорно бежал. Ну и чутье у этой акулы! На что он надеялся, интересно? Разумеется, замужем! Будет такая дожидаться тридцатилетнего оболтуса среднестатистической внешности, с маленькой зарплатой! Алексей строго придерживался правила: никаких романов с замужними женщинами. Тем более, если у них есть дети. Дети – это серьезно. Решив на всю жизнь остаться холостяком, Леонидов нажал кнопку вызова лифта. Лана его не провожала. К Завьяловым он не стал заходить. А надо бы спросить, почему Лена не забила тревогу, когда родители не появились к одиннадцати часам? И даже не вышла на лестничную клетку. Неужели сердце не дрогнуло? Но это потом. Сначала любовь Серебрякова. Вот где намечается перспектива! Надо все обдумать хорошенько. Только что он выяснил, где именно приобрел трехкомнатную квартиру А. С. Серебряков. Надо обдумать.

Он вышел из подъезда и огляделся. На небо уже набегали тучки. Вот она, осень, улыбка остывающего солнца сквозь горькие слезы дождя. И прохладно нынче. Алексей невольно поежился. По улице шли нарядные дети с огромными букетами в руках. Тут до него дошло: первое сентября! Кончился август, начался сентябрь. Ему нравилось смотреть на детей. По улице с букетами в руках шло Наше Светлое Будущее. Как грустно, Боже ты мой! Умер, умер А. С. Серебряков!!!

Поблизости, за символическим заборчиком стояли полосатые зонты. Под ними красные пластмассовые стулья и столы, похожие растопыренными ножками и потрескавшимися панцирями крышек на только что вынутых из бульона крабов. За двадцать рублей Алексей получил нечто, обозначенное в меню как «чизбургер», и пластмассовый стаканчик с «кофе». Кто знает, когда придется обедать?

Никто из прохожих не спешил составить ему компанию. Он сидел и грустил. Начал накрапывать дождь. Вот она, осень! И при чем здесь дети? У них праздник. Похоже, что осень – это всерьез. И тут… Перед ним вновь возникло Видение. Она шла из магазина с двумя сумками в руках. Дождь застал Видение врасплох. Алексей понял, что зонта у нее нет, и окликнул:

– Александра Викторовна! Идите сюда! Здесь не капает!

Мелькнула запоздалая мысль, что надо бы подскочить, взять у нее сумки. Джентльмен, называется! Увы! Влюбленный джентльмен уже не джентльмен. Он, во-первых, собственник, а во-вторых, тупица. Александра Викторовна уже нырнула под полосатый зонт и присела на один из стульев. Напротив. Он окончательно поглупел и понес околесицу:

– Вы кофе хотите? Не хотите? А чизбургер? Тоже не хотите? А фильм «Титаник» смотрели? Я – да! Два раза. От начала до конца. Очень понравился! А собак вы любите? Может, кошек? И почему вы сказали «Завьялова», а не… Как ваша фамилия? По мужу?

– Заневская, – несколько рассеянно ответила она, ошарашенная таким напором.

– А почему вы не на работе? Вы домохозяйка?

– Я учительница. Русский язык и литература.

– Тем более! Тем более, Александра Викторовна! – разгорячился он и начал размахивать руками. – Сегодня же первое сентября! Вас должны завалить цветами! А вы здесь, под зонтом!

– Лена приболела, – тихо сказала женщина. – Я классный руководитель пятого «Б», они занимаются во вторую смену. Сегодня торжественная линейка только для первых, девятых и одиннадцатых классов. Мой урок в тринадцать ноль-ноль. Классный час. Я бы пошла на линейку, но… Лена приболела.

– А что с ней?

– Не знаю. Лежит, молчит. Вчера были похороны. На похоронах держалась, а теперь слегла. Боится оставаться в квартире одна. Мне пришлось ночевать у нее. Я тоже боюсь, – честно сказала Александра. – Сейчас отнесу Лене лекарства, поставлю сумки и бегом на троллейбус. Надо переодеться, уложить волосы… Как там мои без меня…

«Мои…» Машинально он отхлебнул из стаканчика остывший кофе. В горле пересохло. Что делать? Сидеть, смотреть на нее? Задавать вопросы по делу об убийстве ее родителей? Ответы на которые ничего не прояснят, ибо эта женщина к убийству никакого отношения не имеет. И не может иметь. Как же она должна его ненавидеть!

– А вы давно замужем, Александра Викторовна?

Она покраснела. Леонидов от неожиданности сам залился краской. Будто бы задал вопрос, неприличный до крайности.

– Извините. Я не то имел в виду, – начал оправдываться он и понял, что сморозил еще большую глупость. Да что ж это такое?!

– Я, пожалуй, пойду, – поднялась Александра и подхватила сумки.

– Я помогу! Я донесу! – он подпрыгнул и ударился головой о край полосатого зонта. – Ой!

– Ой, что вы, что вы! Они легкие!

– Но вы же промокнете! – машинально он схватился за ножку огромного зонта. Словно собираясь выдрать его и похитить из кафе, лишь бы она не промокла.

– Да что вы делаете! – испугалась Александра. – Оставьте в покое зонт!

– Ах, да! Извините!

– Вы здоровы?

– Нет! То есть не вполне. Я на работе.

Да что же это такое?!

– До свидания, – поспешно сказала она и сбежала. Именно сбежала! Алексей без сил опустился на стул. Теперь эта женщина считает его сумасшедшим! Дураком, это уж точно! Он потрогал лоб. Может быть, температура? Лоб был холодным, а рука дрожала. Он понял, что безнадежно влюбился. В замужнюю женщину. Которая его ненавидит и считает дураком. Он скорее даст себе руку отсечь, чем скажет ей об этом. Позволит какие-то вольности. Жизнь кончена. Надо работать и доказывать свою полезность для общества. Ибо остальное не имеет смысла.