Боевой устав Гоблина - Вадим Косинцев

На секунду замерев для осмотра новичков, компания тотчас вернулась к выпивке.

– Эй, старик, ты Охопохо? – обратился Зак к пожилому гоблину за стойкой. – Нам нужна комната.

– Что будете пить? Ром, виски, джин, водку? Пепси, спрайт? Все самое свежее, только в прошлом году с внешней Земли доставили.

– Водка? – оживился я. – Почем?

– Смотря какая валюта. Квачи, быры, седи, лилангени, пулы, даласи, метикалы? Фунты, евро, рубли? Местную валюту не беру. Может, эльфийские золотые кордобы?

– Ну ты загнул, отец. Откуда у нас золото? Есть кристаллы для боевого жезла на два дюйма и на полтора.

– Десять штук полуторки – пол-литра «Русской». Если сговоримся на двухдюймовки, отдам за семь штук.

– Вот тебе три полуторки, имей совесть. Наверняка ведь фальшивку подсунешь. И подумай насчет комнаты, а мы пока выпьем.

Старик, шумно проклиная собственную щедрость, сгреб кристаллы со стойки, а мы направились за один из свободных столов. Зак нарочно не стал убирать нож-пилу, чтобы внушить окружающим уважение. И в самом деле, его оружие, которое он свирепо воткнул в середину стола, выглядело устрашающе. Особенно по сравнению с кухонными тесаками прочих посетителей. Только гоблин с арбалетом и два-три обладателя жезлов сохранили заносчивый вид.

– Надо было виски взять, командир, – проворчал Зак. – Наверняка ведь дешевле. Ты зачем кристаллами разбрасываешься? Выбрал самый дорогой напиток!

Судя по этикетке, водка была с внутренней Земли, мувропского разлива, но при этом – явно паленой. Однако я выпил стакан с давно забытым, глубоким удовлетворением и от избытка чувств хлопнув посудой об стол. Орк попытался повторить подвиг командира, одолел лишь полстакана и закашлялся. Зато вскоре нам обоим стало вполне хорошо и приятно. Даже вороватые морды за соседними столами показались симпатичными.

– Между первой и второй – перерывчик небольшой, – провозгласил я по-русски и вновь наполнил стакан, хоть и не доверху.

– Что ты сказал? – поинтересовался Зак.

– А-а, старый славянский лозунг. Означает: чем скорее выпьешь вторую порцию, тем меньше будет похмелье на следующий день.

– Это правда?

– Конечно, правда, – с пылом уверил я. – Разве стал бы я обманывать боевого товарища?

– Тогда и впрямь не стоит задерживаться, – согласился Зак.

– Ура! – рявкнул я, вздымая наполненную емкость.

– Ура, – поддержал меня орк.

Размах, с каким новые посетители употребляли роскошный напиток, наш бравый и бесшабашный вид, а также многозначительный блеск ножа-пилы оградили нас от грубых проявлений неуважения. Поэтому нам мгновенно уступили дорогу, когда, слегка пошатываясь, мы двинулись вслед за гоблиншей, что повела нас на второй этаж.

* * *

Наблюдение за соратниками убедило Люсьена, что те подходят к делу маскировки под обычных граждан Даггоша более чем серьезно. Диверсанты бесстрашно травили собственный организм спиртосодержащими жидкостями, а удалились отдыхать лишь в момент, когда концентрация алкоголя в их крови достигла почти летальной концентрации. Разумеется, они были не способны заметить, какими недобрыми взглядами провожали их посетители таверны. Гомункулус понял, что диверсанты всецело доверили охрану своего сна ему, и крадучись последовал за ними.

Сначала он намеревался занять помещение напротив комнаты Стволова и Маггута, но ее оккупировало целое семейство гоблинов, выразивших буйный протест против его скромной персоны. Сильнее прочих неистовствовала старая самка, облившая Люсьена кипятком из чайника и крайне расстроенная тем, что он никак на это не отреагировал. Рассудив, что геноцид десятка гоблинов хоть и позволит вести наблюдение за сослуживцами с удобной точки, в дальнейшем может привлечь к заведению внимание полиции, гомункулус покинул комнату.

К счастью, в конце коридора обнаружился объемистый дощатый ящик, наполненный полусгнившим постельным бельем, матрасами и насекомыми. Люсьен быстро освободил достаточное для тела пространство, затолкав изъятую ветошь между ящиком и стеной. Затем улегся внутрь и через щель начал следить за комнатой диверсантов.

Вскоре из помещения донесся подозрительный шум, похожий на звуки рукопашной схватки. Через дверь в номер никто не входил, следовательно, нападающие проникли через окно. Люсьен мгновенно бросился на помощь, однако опоздал – диверсанты справились с налетчиками самостоятельно. Сержант Стволов молодецким ударом опрокинул врага на пол, а затем вышвырнул в окно, как котенка. Все это он проделал, не открывая глаз, чем вызвал у Люсьена чувство изумления. Насладиться в полной мере пусть искусственной, но сильной эмоцией он не успел. Рядовой Маггут, на которого Люсьен второпях наступил, гневно закричал, пнул гомункулуса меж нижних конечностей и вытолкал из номера.

Коря себя за неуклюжесть, Люсьен вновь занял наблюдательный пост.

Около часа ничего не происходило, лишь слышались громкие звуки храпа. Затем дверь номера диверсантов приоткрылась, и из нее выскользнула тщедушная фигура в пестрой набедренной повязке. Маггуту она принадлежать не могла, Стволову тем более. Очевидно, это был еще один злоумышленник, проникший через окно. Да так бесшумно, что его не засекли даже органы чувств гомункулуса. В руках разбойник сжимал отсвечивающий металлом предмет, напоминающий бутыль.

Задержать вора было секундным делом. Люсьен прижал его к стене и уж совсем было изготовился вогнать в глазницу напряженный палец, как гоблин взвизгнул и сполз на пол. Гомункулус едва успел подхватить выпавшую бутыль.

Стоило гомункулусу коснуться предмета, как все его системы и механизмы взвыли, выходя на экстремальный уровень. Такого с Люсьеном прежде не происходило даже при включении форсированного режима движения или боя. Зная, чем это грозит, гомункулус попытался включить дублирующие цепи, чтоб сбросить настройки на базовые. Тщетно. Тогда он принял единственно возможное решение – уничтожить опасный предмет.

Поскольку оболочка артефакта выглядела хрупкой, Люсьен размахнулся и обрушил его себе на голову. Послышался колокольный звон черепа, внутри которого тут же родилась гениальная мысль: «Уничтожить емкость нельзя, она не враг, а брат твой». Люсьен дрожащими пальцами сдавил колпачок бутыли и легко провернул его по винтовой нарезке.

В слабом свете он увидел, как вещество, заполняющее емкость, пришло в движение. Словно влекомое к гомункулусу неведомой силой, оно миниатюрным смерчем поднялась над горловиной, где превратилось в облако частиц не крупнее песчинки. На свободу вырвалась лишь половина содержимого – остальное замерло и успокоилось, отяжелев наподобие ртути.

Вещество раскрылось над гомункулусом зонтом из блестящих капелек, затем стекло ему на голову и плечи. За последующие две секунды все частицы осели на корпусе Люсьена. Накидка не стала преградой, они проникли сквозь нее легче, чем игла сквозь марлю – и облекли Люсьена подобием тончайшей зеркальной пленки.