Солнце, луна и хлебное поле - Темур Баблуани

сумки аптекарские весы, маленькую медную шкатулку и журнал. Все это он разложил перед фонарем, надел очки и сел. Заключенные по одному начали подниматься на площадку, подходить к столу и сдавать собранные в кожаные мешочки крупицы золота. Мужчина взвешивал золото, громко называл вес и ссыпал в медную шкатулку с чашечки весов. Затем записывал цифры в журнал – напротив имени и фамилии. Он действовал честно, я не заметил недовольства ни на одном лице. Закончив приемку золота, он осмотрел трупы и вновь вернулся к столу. Зэки перенесли трупы на другой берег речки и сбросили там в яму. Тогда я и догадался, откуда шел сладковатый трупный запах. Под конец раздали хлеб, мне не дали: «Ты свое получил», – оставили бидон керосина для коптилок и ушли.

Зэки развели огонь и сели вокруг костра, ели и сушили ноги, почти не разговаривали. Большинство одинаково глухо подкашливали. Когда огонь начал затухать, они переместились на настил, прикрылись ватниками и уснули. Уставившись на угли, я подсчитывал: тридцать человек сдали в целом восемьдесят восемь грамм золотого песка, на каждого приходилось примерно три грамма, вот и все, что они смогли добыть за целый день. Выходило, что для того, чтобы выбраться отсюда, нужен по меньшей мере год, и то если повезет – не заболею и мне не размозжат голову.

Часов через семь-восемь заключенные постепенно поднялись и разошлись в разных направлениях. Один эстонец объяснил мне, как нужно различать золото и песок. «Главное – найти, а как найдешь – увидишь», – сказал он мне под конец. Правило было такое: если ты в течение трех дней ничего не сдавал, то не получал паек; нужно было сдать хотя бы полграмма, и не имело значения, болен ты был или здоров. Раз в три дня нам давали сырую капусту и свеклу, раз в неделю три яйца, дважды в неделю рыбные консервы, хлеб приносили каждый день. Лекарств и врачебной помощи для попавших сюда заключенных не существовало.

«Интересно, кто первым нашел это место?» – думал я. Одна пещера переходила в другую, другая в третью, и так до бесконечности, некоторые из них имели несколько выходов, но куда бы ты ни свернул – ничего не менялось. Во многих местах была проточная вода, ручейки сливались, соединялись вместе, и возле нашей площадки уже медленно текла маленькая речка. Так что, если идти по берегу, не заблудишься. Потом речка начинала мелеть, сужаться и через десять-пятнадцать пещер, считая от настила, терялась под землей.

Вокруг почти все было перерыто. Зачастую можно было напороться и на человеческий скелет, кости торчали из-под земли. Случалось, вышедший на работу заключенный не возвращался, либо его убивали, либо ему становилось плохо, лежал и ждал, пока душа покинет тело.

Через месяц мои глаза так привыкли к темноте, что в десяти метрах я уже мог различить силуэт человека. Однажды я только кончил работать, как до меня донесся шум. Повернулся и увидел, как какой-то человек убегал с коптилкой в руках, он даже не кричал, а судорожно издавал нечто похожее на писк. Тот, кто его преследовал, казался намного выше и крепче, догнал и размозжил ему голову камнем. Потом достал из его сумки кожаный мешочек, где ожидал найти золотой песок, и как ни в чем не бывало пошел дальше. Пропавших никто не искал. Если кто-то не появлялся в течение трех дней, на четвертый мужчина со шрамом зачеркивал его имя и фамилию в журнале, на этом все и кончалось.

На сорок второй день моего пребывания там я нашел на берегу реки лежавшего ничком человека. Он оказался тем самым эстонцем, единственным, кто хоть как-то мне помог, объяснил правила добычи золотого песка остальные только прогоняли меня с матом. Я был ему благодарен, взвалил на спину и дотащил до настила. Целых две недели он пролежал за дровами, на месте, выделенном для больных, кашлял и харкал кровью. Три раза я вместо него сдал по полграмма золота, так что еда у него была. Там никто не верил в доброту, он дивился моему поступку и, когда пошел на поправку, спросил:

– Чего тебе надо?

– Ничего. Я слишком долго тебя тащил, не хочу, чтоб мой труд пропал даром, лучше, если ты будешь жить.

Когда он смог стоять на ногах, сказал: «Вместе будем работать, к тому же вдвоем безопаснее». Подумав, я согласился. Каждый день мы намывали примерно семь-восемь грамм золота, делили его на глаз почти поровну и сдавали. «Ты везучий», – говорил он мне. Он был старше меня на двадцать лет, сидел третий срок за нападение на инкассаторов.

Однажды нам повезло, мы намыли впятеро больше золота, чем обычно.

– Не сдадим столько, – сказал он задумчиво, – а то за это место начнется бойня, лучше подсобрать, спрятать, и в конце, кого как устроит, так и сдадим.

К тому времени у меня было сдано сто двенадцать, а у него – до четырехсот грамм золотого песка.

Десять дней нам везло, на одиннадцатый – не нашли ни грамма. Еще два дня покрутились в том месте, но все напрасно. За эти десять дней мы насобирали примерно двести пятьдесят грамм золотого песка. На глаз поделили. Я оторвал небольшой лоскут от подкладки ватника, завернул золото, оставшись один, нашел подходящее место и спрятал золото там под камнем.

Однажды ночью у эстонца начался приступ кашля, ртом пошла кровь. Я помог ему подняться и перейти за дрова. Он еле переводил дух, кашлял и истекал кровью. Почувствовав, что умирает, рассказал, где спрятал свою долю золотого песка. Но или он что-то напутал, или я неправильно понял, перекопал все в указанном месте, но ничего не нашел. Бросил поиски и сел на камень, душила тоска. В этот момент будто кто-то подтолкнул меня, я обернулся. С камнем в руке ко мне подкрадывался тот, который на моих глазах укокошил человека; камнем он собирался врезать мне. Я вскочил и отпрыгнул назад.

– У меня ни грамма, вот, посмотри. – Быстро достал из сумки кожаный мешочек и бросил ему. Он взял его, открыл, посветил коптилкой. Затем поднял голову и посмотрел на меня.

– Я, брат, ничего плохого тебе не сделал, – сказал я.

Он бросил мешочек и повернулся, ногой поддел довольно большой камень и пнул его, камень улетел далеко в темноту. Это был страшный силач, его все боялись. Говорили, из-за золотого песка он пятерых уложил, наверное, поэтому его и прозвали «Колыбельная».

Спустя два месяца после этого случая часть заключенных сговорились – их объединил страх, – напали на него спящего,