Физика любви - Юля Артеева

– Извини. Но я не танцую.

– Ой, ну и сиди, бука.

Я вскакиваю и жестом зову Яну с собой. Она улыбается, шепчет что-то Валентину на ухо и идет за мной. Мы с ней от души танцуем подо все. Диджей прощупывает публику, но мы поддерживаем любой его трек.

Когда начинает играть Люся Чеботина, я смеюсь, не в силах сдержаться. И поворачиваюсь к Глебу. Он и так все это время наблюдает за мной, стоя у бара, где делают коктейли. Но сейчас настороженность на его лице сменяется широкой улыбкой. Я маню его к себе пальцем, пританцовывая. Он отрицательно качает головой. Я прикрываю глаза и медленно двигаюсь под музыку. Поднимаю руки вверх и плавно покачиваюсь из стороны в сторону, затем опускаю ладони, веду ими по своей шее и ниже, задевая вырез платья. Глеб со стуком ставит свой бокал на стойку и движется ко мне. Я смеюсь. Попался!

Изображаю, будто закидываю удочку и подтягиваю его к себе. Глеб делает вид, что неведомая сила тянет его вперед. И мы начинаем дурачиться. Он смешно двигает бедрами, нацепив на нос солнечные очки, которые сегодня раздавали как сувениры. Я надуваю губы и дергаю плечами в ответ. Мы смеемся, и Глеб приближается ко мне вплотную. Я замираю, глядя в его гипнотические голубые глаза. Но тут трек меняется, и он резко разворачивается, возвращаясь обратно к стойке.

Я запрещаю себе расстраиваться. Хватаю Яну за руку, и мы снова танцуем с ней вдвоем. Она сегодня находит во мне утешение, а я в ней старшую сестру. Через пару песен я наконец немного устаю и собираюсь пойти посидеть. Но лиричные аккорды и голос ведущего говорят о том, что это медленный танец. Я неловко замираю. Не хочу этого, но смотрю на Глеба. Он стоит, сжав зубы, лицо кажется ожесточенным.

Он не собирается меня приглашать? Тогда стоять посередине танцпола просто глупо. Я хмурюсь и иду к нашему столу, чтобы присесть. Разочарование затапливает меня до самой макушки.

Передо мной возникает Андрей:

– Можно тебя пригласить?

Я мычу что-то невразумительное, снова оборачиваясь на Глеба. Это просто несправедливо!

И тогда мой ледяной мальчик наконец отмирает и решительно пересекает зал. Берет меня за руку и, не говоря ни слова, ведет за собой. Конечно, я иду за ним, как и всегда, но успеваю бросить извиняющийся взгляд на Андрея, потому что мне неловко. На танцполе Глеб привлекает меня к себе, я обнимаю его за шею, а голову кладу ему на грудь. Прикрываю глаза, и какое-то время мы молча танцуем. Он ведет меня нежно и настойчиво. Потом я поднимаю голову и спрашиваю, глядя в его холодные глаза:

– Детка, танцуй как в последний раз, твой последний раз со мной?

Он отрицательно качает головой и говорит другую строчку:

– Ты самая-самая из всех, что есть здесь.

И тут он наконец наклоняется и целует меня. Его губы сначала касаются моих нежно и осторожно, но моя пугливая глупая душа уже готова разорваться в клочья. Мир перестает существовать, есть только его губы, его руки, сжимающие мою талию. Глеб смелеет, и его язык находит мой. Я не знаю, что точно нужно делать, но оказывается, что можно просто повторять за ним. Его рука скользит вверх по спине, едва касается моей шеи, ложится на затылок и притягивает еще ближе к себе. Но все еще недостаточно, потому что мне хочется прижаться еще сильнее, раствориться, расплавиться в нем, погибнуть, потому что слаще и больнее мне еще никогда не бывало.

– Глеб, я… – выдыхаю ему в губы, пытаясь собрать мысли по закоулкам головы.

– Тише.

– Я просто хочу сказать.

– А я сказал, замолчи, – и он крепко запечатывает мой рот.

Мне хочется онеметь на всю оставшуюся жизнь. Но как тогда он узнает, что все признания в учебнике были ошибкой, а моя настоящая любовь – это он?

Но мы целуемся, и я ничего не говорю, а только надеюсь, что он и так все чувствует. Вот я. Бери и не разбей. Пожалуйста.

Когда разрезают торт, Глеб идет к отцу и о чем-то коротко с ним говорит. Затем подходит ко мне и наклоняется к самому уху:

– Мы уезжаем.

Я растерянно оглядываюсь на него:

– Сейчас?

– Да.

Я прощаюсь с отцом Глеба, порывисто обнимаю Яну. Оглядываюсь в поисках самого Глеба, и вижу, что он говорит с сестрой. Алина чем-то явно недовольна. Симпатичное личико кривится, она трясет блестящими волосами и кричит «это нечестно!» и убегает в сторону туалетов. Звучит не очень, но мне очень жаль эту девочку. В собственной семье у нее нет союзников. На отца она обижена, его новую девушку ненавидит, мать ушла, и от Глеба тоже не дождаться понимания и нежности. Рассыпаны, как камушки. Гладкие и холодные. Вроде бы рядом, но все по отдельности.

Глеб подходит ко мне и берет за руку, уводя за собой на парковку.

Пока мы идем, любуюсь его профилем. Длинные ресницы отбрасывают тени на щеки. Пухлые губы сосредоточенно поджаты.

Ночь пахнет весной, которая обещает новую жизнь. Для меня ли? Я запрокидываю голову и шумно вдыхаю полной грудью.

– Что ты делаешь? – удивляется Глеб.

– Дышу.

Он не находится, что ответить, и просто смотрит, как я раскидываю руки, пробегаю вперед него по дорожке и кружусь вокруг своей оси:

– Какая прекрасная ночь!

– Яна, – он смеется, – все-таки шампанского было слишком много?

– Вообще-то последние пару часов я пью только воду. Ты что, так плохо за мной следил?

Я серьезно смотрю на него, выдерживаю паузу и подхожу вплотную:

– Может быть, я пьяна тобой, Янковский?

Вместо ответа он притягивает меня к себе за талию, тихо говорит:

– Тогда мы оба нетрезвы, – и снова целует меня.

На этот раз почти ожесточенно. Я растворяюсь в ощущениях. Кажется, ни одной косточки не осталось во мне, настолько я обмякаю в его руках.

И когда он отстраняется, у меня не сразу получается собраться.

– Надо ехать домой, я твоему отцу обещал.

– Какой ты ответственный, – я тихо смеюсь и пытаюсь ущипнуть его за бок. Там сплошные мышцы и кожа, и я вспоминаю ночь, когда он остался у меня, а я стягивала с него футболку.

Видимо, эмоции отчетливо написаны на моем лице, потому что Глеб хмыкает:

– Что такое?

– Ничего, – отвечаю, прислушиваясь к своим ощущениям.

Когда мы садимся в машину, я наконец соображаю:

– А Алина?

– Она поедет с отцом.

До меня наконец доходит, о чем были все эти переговоры.

Вспыхиваю:

– Ты