Страсть и судьба - Юджиния Райли

А разве они не будут беспокоиться, когда она окончательно исчезнет из этого мира?

От этого вопроса ей стало трудно дышать. Она любит родителей, разумеется, но нельзя не признать, что особой близости у них нет, с тех пор как она окончила колледж. В некотором смысле и она, и Брайан — овцы, отбившиеся от стада, — у Сары страсть к искусству, у Брайана — к музыке. Но обоих совершенно не интересовало судоходство как семейный бизнес. Конечно, родители тяжело пережили смерть Брайана, но теперь они возлагают все надежды на юного Тедди.

Тяжело будет никогда в жизни не увидеть ни родителей, ни Тедди, и ужасно причинить боль дорогим людям. Но ведь ее семья неплохо проживет и без нее. В конце концов, никто в этом мире или в каком-либо другом не значит для нее так много, как Дэмьен.

Обретя силу в этом решении, Сара набрала номер родителей в Атланте. Спустя несколько мгновений она услышала голос матери, доносившийся сквозь треск и шорохи.

— Алло.

— Здравствуй, ма, это Сара.

— Сара! Как я рада тебя слышать. Тедди передал мне то, что ты просила, и я пыталась дозвониться до тебя вчера вечером, но никто не ответил.

— Я была дома, но ненадолго вышла.

— Как ты там, милая?

— Гораздо лучше, — честно ответила Сара. — А как ты, па и Тедди?

— Все прекрасно, Тедди в школе. Мы с Ричардом собираемся съездить к себе на Миртовый берег на несколько недель. Ричард пригласил несколько своих постоянных клиентов поиграть в гольф. Это будет что-то вроде работы и отпуска одновременно.

— Это вам обоим необходимо, ма.

— Как там идут дела?

— Ну, делом о наследстве занимается поверенный кузины Эрики, а я с удовольствием живу в ее доме.

Последовало напряженное молчание, а потом Маргарет Дженнингс спросила:

— Сара, ты ведь не собираешься оставаться там до бесконечности?

Сара прикусила губу, ощутив упрек.

— Мне очень нравится здесь, ма. И я опять работаю.

— Да? Вот это хорошо. — И еще помолчав, мать спросила: — А что же с Биллом?

Сарина рука сжала трубку.

— Ма, я же объяснила перед отъездом, что между нами все кончено.

— А тебе не кажется, что ты поторопилась? На днях Билл звонил мне; он надеется, что ты вернешься как раз к тому времени, когда мы все поедем в Нью-Йорк на открытие выставки Пикассо.

Сара вздохнула. Как можно сказать матери, что современная скульптура Пикассо ее совершенно не трогает? Как можно сказать матери, что она открыла нового художника, обладающего невероятной глубиной таланта и редкой выразительностью, художника, жившего в другом столетии?

Как можно рассказать матери, где она провела последние десять дней? И чем там занималась? Конечно, никак. Если она сделает это, мать решит, что она повредилась в рассудке. И поэтому она сказала только:

— Ма, я, наверное, не смогу вернуться к открытию. Ты же понимаешь — нужно ковать железо, пока горячо. Что же до Билла, пожалуйста, не возлагай на нас никаких надежд.

— Но почему, Сара?

Сара заколебалась. Можно ли сказать матери, что она отказалась выйти замуж за человека, подвергшего себя стерилизации, даже не посоветовавшись с ней? Нет, нельзя. Это значило бы выдать личные тайны Билла.

— Ма, ну что я могу сказать? В каком-то смысле я люблю Билла, но страсти друг ж другу мы не испытываем.

— Ты, Сара, — рассерженно заявила мать, — неисправимый романтик. Страсти нет, подумаешь. По-настоящему прочный брак основан на более долговременных ценностях — на дружеских отношениях, честности, доверии.

С этим я согласна, мысленно ответила ей Сара, но Билл лишился моей дружбы, когда утаил от меня правду, и разрушил мое доверие. А вслух сказала:

— Ма, я не могу подгонять свои чувства под общий шаблон.

Мать вздохнула.

— Ну, хорошо, дорогая. Не будем спорить. Просто возвращайся, как только сможешь, ладно?

Сара опять почувствовала угрызения совести.

— Наверное, я вернусь не очень скоро. Кстати, я возобновила знакомство со старой подругой из Нового Орлеана.

— Да? А кто это?

— Бренда Бирмингэм, у Сары Лоуренс мы жили с ней в одной комнате.

— Ах да, я помню Бренду. Это с ней ты приезжала домой в День благодарения?

— Да, с ней.

— Как она поживает?

— Прекрасно. Я останавливалась у нее, когда уехала сюда. И хочу тебя предупредить, что собираюсь пожить у нее подольше.

— Но зачем, дорогая моя? Я знаю, что она тебе нравится, но…

— Ма, Новый Орлеан для художника — просто рог изобилия. Там набережная, рынок, Французский квартал, да еще плюс ко всему Бренда живет в самом центре Района садов.

— Ну, наверное, все это так.

— Во всяком случае, если ты будешь звонить сюда, и никто не ответит, не беспокойся.

— Тогда дай мне телефон Бренды.

— Но я… — Сара замялась, но потом выпалила: — У меня нет его под рукой. — И презирая себя за ложь, она добавила, зная, что это необходимо: — Вот что. Я пошлю тебе открытку с ее адресом и телефоном. Хорошо?

— Хорошо, дорогая. Будь осторожна, ладно?

Сара простилась с матерью, надеясь, что родители, не будут чрезмерно обеспокоены, если не смогут связаться с ней в ближайшие недели. Она довольно часто уезжала путешествовать и полагала, что, не подучив от нее открытки, мать припишет это ее обычной забывчивости. Она будет раздражена, но не встревожится.

Сара уже было поставила телефон обратно на стол, но остановилась. Нужно еще позвонить д-ру Хогану. Она не будет обсуждать с ним то, что с ней произошло, потому что он наверняка не поверит ей — наоборот, решит, что у нее рецидив, — но все же нужно отметиться.

Сара позвонила в приемную д-ра Хогана в Атланте и обрадовалась, когда секретарша сказала ей, что тот уехал на весь день. Она попросила передать ему, что с ней все в порядке и что она собирается поехать в Новый Орлеан на несколько недель.

Положив трубку, она с облегчением вздохнула. Алиби обеспечено. И теперь все упирается в то, как найти дорогу к Дэмьену.

На закате Сара направилась к старому дому. Она отвела «мустанг» на стоянку и пошла среди деревьев, прихватив электрический фонарик.

У дома она замедлила шаг, ощутив, как всегда, его гипнотическое воздействие. В гаснущем свете дня дом выглядел величественно, он внушал благоговение. Призрачные пятна света проникали сквозь ветки деревьев и пряди мха, и крыша казалась лоскутным покрывалом. Где-то прокричала сова с вершины дерева.

Сара осталась на крыльце. Она смотрела, как садится солнце, и зажигаются звезды. Подул холодный ветер, задребезжали старые ставни, по коже у нее побежали мурашки. Вечер будет холодным, но это неважно. Здесь она как-то ближе к Дэмьену, пусть даже на самом деле их разделяет целый век.