Космическая одиссея капитана Джонса - Лия Salvatore

- Кэп, вы думаете… - медленно начал Кай.

- Я ничего не думаю, - резко оборвал я персианца.

- Что произошло, Деми? Как тебе удалось?

Я резко обернулся, впившись глазами в монитор. Лицо Тича было взволнованным. Они стояли возле спящей Софи.

Ну же, Деметра, что ты ответишь?

- Он хотел обменять нас на Эмму. Но я уговорила Джонса отпустить нас в обмен на то, что я приведу его дочь.

- Вот чертова сука! – яростно и очень громко выкрикнул Джон.

Он долбанул бластером об пол, и скрежет железа наполнил рубку.

«Чертова сука» за одно мгновение умудрилась разбить мне сердце. Я стал слишком доверчивым, слишком мягким, позволил себе полюбить ее и отпустил. А она… она предала меня.

- Ты умница, - услышал я слова Тича, прежде чем вырубил связь.

Изображение медленно потухло, и в рубке воцарилась тишина, разрывавшая мне виски. Меньше всего мне хотелось слышать слова утешения в свой адрес и обвинения в ее, поэтому я, не говоря ни слова, покинул навигационный отсек. Фенрир, ворча, последовал за мной.

Я горел. Горел изнутри. Внутри пылал гигантский пожар, который я не в силах был затушить. Я рывком отстегнул плащ с плеч и бросил его под ноги, совершенно не глядя, в какую сторону я иду.

Боль, которую я ощущал, нельзя было сравнить с той, которую причинял мне датчик. От той избавиться было легко. Как устранить эту – я не знал. Я думал о предательстве Деметры, и не мог думать ни о чем другом. Мысли вращались, как центрифуга, не двигаясь с места. Деметра сделала мне больно. Больно так, как не делал никто и никогда.

Петляя по коридорам, я уткнулся в двери каюты, где жили Деметра и Софи. Двойные створки приветливо разъехались передо мной. Я уставился непонимающим взглядом внутрь, но заходить не стал. Каюта еще носила следы их пребывания: возле иллюминатора вращались голографические игрушки Софи, на полке лежала расческа, одеяло на кровати было откинуто и чуть смято.

- Деметра…

Я сам не понял, как, но ее имя вырвалось из моих уст, и я поразился тому, какой болью был наполнен мой голос. Я насильно заставил себя отойти от дверей. Створки немного подумали и с тихим шипением закрылись. А я пошел дальше. Мне нужно было занять свои руки и голову. Заставить себя думать о чем-то другом, и единственным способом сделать это – было пойти в свой рабочий кабинет. Так я и сделал. Но зайдя внутрь, я лишь без сил опустился на стул и, поставив локти на стол, запустил руки в волосы.

«Я не «Приговор» не хочу покидать. А тебя, Киллиан…» - вспомнились мне ее слова.

Лживые слова. Я постоянно называл ее лгуньей в своей голове, будто это могло помочь.

Одни махом я смел со стола все, что на нем было. Бумаги улетели с громким шелестом, детали попадали с лязгом, что-то издало громкое «дзынь», разбившись. Среди этого бессмысленного вороха антрацитово сверкнула маленькая черная коробочка. Датчик управления кораблем! Я упал на колени рядом и взял ее в руки. Она была прохладной на ощупь и очень гладкой. Детали, давно найденные, лежали в коробке на верхней полке. Я был слишком занят Деметрой, чтобы думать о починке датчика.

Катрин. Я всегда любил одну Катрин. Эти слова послужили мне защитным заклинанием. Я заставлял себя думать о нашем домике, розовом озере, Эмме… Эмма!

Она ведь там, с ними, совсем одна! Они ее мучают, держат взаперти, морят голодом! И я разрыдался. Не знаю, должен ли я стыдиться этого, но слезы ярости, боли, отчаянья и обиды душили меня, вырываясь наружу. Я ненавидел весь белый свет и Тича. За то, что отнял у меня Эмму. Катрин. И мою жизнь. Не знаю, сколько я так просидел на полу, лелея свою боль и ненавидя весь белый свет, но время шло, и я очнулся. За болью и ненавистью настала апатия. Я совершенно выбился из сил, и не мог думать ни о чем. Уснул. Прямо там, на полу, среди кучи хлама, скинутого с моего рабочего стола.

Глава 14. Предательство

На связь с Деметрой я больше не выходил, хотя Кай несколько раз осторожно пытался намекнуть на это, но я был уверен, что она давным-давно выкинула камеру. Я перекрыл наш с ней канал связи, так что теперь, даже если захочет, она не сможет связаться со мной. Разругался из-за этого с Ромом. Он обозвал меня депрессивным идиотом, которому нравится сыпать соль на собственные раны, растравливая их. Он был прав. Но не мог же я с ним согласиться? Вместо этого я отрешился от всех, закрывшись в кабинете и работая над датчиком. Мне уже давно удалось починить его, но я хотел добавить несколько функций, чтобы «Приговор» мог автономно выполнять некоторые действия, не дожидаясь моих приказов. Например, предоставлять необходимые данные о планетах и сам прокладывать курс. Это было сложно, так как звездолету нужно было считывать мои мысли и оформлять их в приказы до того, как я сам решал это приказать. Я учил «Приговор» самостоятельно вести контроль за энергоресурсами и пополнять их, направляясь к ближайшей базе. Я загрузил в систему корабля все известные мне тактики и стратегии галактических боев, чтобы он сам мог вести бой, исходя из преимуществ и недостатков соперника. Мой звездолет мог чинить себя сам, устранять любые повреждения, возрождаясь из огня, как феникс. Я был горд своим детищем, и эта гордость была единственным чувством, подсказывавшим мне, что я еще живу и чувствую. Наверное, моя команда видела, в каком состоянии я нахожусь, потому что кто-то из них постоянно пытался находиться рядом, будто я был буйнопомешанным и мог совершить какую-нибудь глупость. Что ж, в то время, может, и мог бы. Наверное, они просто переживали за меня. Это я сейчас понимаю. А тогда я прятался от всех в своей мастерской, и единственным, кто всегда был рядом, был Фенрир. Тянулись дни, медленно складываясь в недели, а я по-прежнему страдал. Страдал до тех пор, пока однажды в мою мастерскую не вторгся Алекс и не дал мне хорошего пинка. Сейчас я стыжусь того уныния, в которое впал тогда, и бесконечно благодарю Ала за помощь.

Я услышал, как тройные двери в мою мастерскую с шипением открываются одна за другой. Я уже поднял голову от