Заградотряд - Сергей Михеенков

– Горит, – засмеялся он с привычной хрипотцой. – Радуйся – твоя работа. Ты винтовку не потерял?

– Нет. – И Петров ощупал прицел и затвор. Всё оказалось на месте. Прицел был надёжно зачехлён.

– Считай, что это мой тебе подарок. Теперь я твой должник по гроб жизни. – И Колышкин обнял Петрова. – Ты, видать, ещё и неженатый. Вам, молодым, легко на войне. Знаешь, как бы я сейчас воевал, если бы один был! А у меня двое детей в Туле. Ну, не в самой Туле. Есть под Тулой такое село – Ново-Басово. Вот оттуда я родом. И там семья моя живёт. Жена и двое сыновей. Мать с отцом в Туле. Не знаю, может, и там уже немец хозяйничает. Я, когда на фронт пошёл, просил, чтобы меня туда, под Плавск, направили. Попал сюда.

Петрова подмывало спросить младшего сержанта, как он при таком незавидном росте угодил в бронебойщики, но вовремя успокоил себя. Злость на Колышкина, который чуть не угробил их своим неловким броском связки гранат, уже перекипела. К тому же на плече висел трофейный маузер, подаренный младшим сержантом. И не просто маузер, а – с оптическим прицелом. Правда, он его ещё не успел осмотреть – цел ли.

Уже на своём берегу, Колышкин вдруг спохватился:

– У тебя есть граната?

У Петрова была одна граната, но он её берёг и отдавать не хотел.

– Не жмись, Калуга, у меня в окопе три штуки лежат. Поделюсь по-братски. Клади бы надо заминировать.

Бронебойщик вытащил из кармана моток телефонного провода и кусачки. Где он всё это раздобыл, оставалось только догадываться. Не зря в танке шарил. Один конец провода он привязал к стойке, на которой держалась жердь перила, другую – к кольцу Ф-1. Потом осторожно разогнул усики.

– Не забыть только нашим сказать. А то ночью попрутся за трофеями…

Они вернулись в полупустую траншею. Первый и третий взводы уже ушли в тыл. А старшина Звягин рассредоточил своих людей по всей ширине обороны роты и, хмурый, сидел на НП командира роты и курил горький самосад, не совсем просушенный, должно быть, раздобытый в деревне.

– Никанорыч, а где командир роты? – уже догадываясь о том, что они слишком долго вели разведку за Боровной, спросил бронебойщик старшину Звягина.

Звягин и Колышкин – земляки. И не просто земляки, а из одного села, оба новобасовские туляки, гармонники, и вдобавок ко всему ещё и какая-то дальняя родня.

– Мотовилов роту увёл на новые позиции.

– А ты ж чего тут?

– Мой взвод в заслоне. Первый эшелон. – Старшина Зыбин хорошенько затянулся и протянул «сорок» Колышкину. – На-ка вот, затянись. Небось опять около смерти походил.

Бронебойщик взял порядочный остаток самокрутки, такой оставляют только боевому товарищу да земляку, потянул и раз, и другой, окутывая пеленами табачного дыма и своё исхудавшее ещё сильнее лицо с заострившимися скулами, и высоко поднятые плечи, и каску, забрызганную грязью. После боя они ещё не виделись и не разговаривали.

– Гляжу осунулся и ты, Никанорыч. Убитых-то в твоей бригаде много?

– Двое. Молодые. – Старшина Звягин покачал головой. – Легко тебе, только за свою голову печаль. А у меня вон полвзвода таких, кто в первый раз из винтовки стрелял.

– Пообвыкнутся. Ты только побереги их, на первых-то порах, под пули особо не суй.

– Не суй… Кого-то ж надо.

– Нас, стариков.

– У стариков дети.

– Мы всё же малость уже пожили.

– Пожили…

– Так кому мне докладывать? Что ротный сказал?

– Мне и докладывай. Я ж должен знать, что там деется, за речкой. А потом Мотовилову доложишь.

Петров сидел неподалёку на гранатном ящике. Он слушал разговор двух земляков и переобувался. Никак не получалось у него правильно наматывать портянки. Как бы он ни старался, а правую ногу через час-другой ходьбы начинало то на пятке, то на носке, то ещё где-нибудь тереть и надавливать. Натруженные ноги нехорошо пахли кислым, с примесью застоялого сапожного духа. Петров пошевелил пальцами. Холодные, как лёд, дождинки приятно прокалывали гудящие от усталости ступни. С минуту он сидел так, дав ногам простор и дыхание. Потом подмотал портянку и сунул ногу сперва в левый сапог. Когда начал обувать правый, услышал, как забранился старшина. Не сразу и понял, что – на него.

– Что ж ты делаешь, такой-рассякой да с перекосом! Как ты портянку подмотал? А ну-ка, покажь!

Старшина Звягин, сдёрнул с ноги Петрова портянку. Не успел тот опомниться, как взводный схватил огромными ручищами его ногу, расправил портянку, встряхнув её перед носом бойца, и ловко обмотал вокруг ступни, а остаток, короткий косячок, который Петрову всегда некуда было девать, ловко подсунул под складку.

– Вот так! Запомнил?

Петров кивнул.

– Что ж ты своего второго номера сапоги носить не обучил? Как же он у тебя с ружьём справляется?

– Справляется, – зачем-то сказал неправду младший сержант Колышкин и даже не посмотрел на Петрова.

– Трофей прихватили? – кивнул старшина на немецкую винтовку, которую Петров старался не выпускать из рук. – Снайперская, что ли?

– Снайперская. В танке нашёл. И зачем она танкистам?

– А ну-ка, сынок, дай посмотреть. – И старшина потянулся к его винтовке.

У Петрова заныло в боку. Как перед боем. «Ну, всё, – подумал он, – больше я её не увижу». Он нехотя подал старшине немецкую винтовку. «Да и чёрт с ней, из-за неё едва не взорвались, – вздохнул он уже с облегчением. – А я и со своей повоюю, мне её родина вручила».

Старшина отвёл парусиновый полог, закрывавший лаз в землянку, и оттуда в траншею сразу потёк и заколыхался тусклый желтоватый, как здешний песок, свет керосиновой лампы. Лампа стояла на сбитом из горбыля столе, без стекла. И только теперь, в этом неверном, но всё же достаточном свете, Петров разглядел снайперскую винтовку, всю, от приклада до оптического прицела и невысокой мушки на конце ствола. Но теперь винтовка была в чужих руках. Петров негодовал не столько на командира второго взвода старшину Звягина, сколько на бронебойщика. Подарил он… Даже слова не вымолвит…

– В танке, говоришь, нашёл? Хороша. А хочешь, я тебе за неё три фляжки спирту дам?

– Не надо, Никанорыч. Я её уже парню подарил. Калуга мне жизнь спас.

– Понятно. Дарёное не дарят. – Старшина посмотрел на Петрова. – Ты что, калужский?

– Калужский.

– Из самой Калуги?

– Из самой.

– А мы – тульские. Соседи, стало быть. На, бери свою невесту. Да никому не показывай, а то уведут. – И спросил: – Ты стрелять-то умеешь?

Петров ничего не ответил. А Колышкин усмехнулся:

– Вроде палил.

– А мои не все стреляли. Пошёл проверить, а у половины весь боекомплект в наличии. Сволочи! Одному по морде дал. На дух не выношу трусов.