Паладины - Андрей Муравьев

Все это были временные меры, даже полумеры. Любому сведущему человеку было понятно, что дальнего похода этот обоз просто не выдержит. Рыцарю из Полоцка надо было срочно придумать нечто абсолютно новое, способное кардинально поменять ситуацию.

– Что скажешь, Костя? Как ты спросишь у местных, где нужная тебе дорога? – Улугбек Карлович использовал вечерний отдых для того, чтобы поднатаскать своих товарищей в местных диалектах, которые сам знал уже довольно неплохо.

Собравшиеся на бесплатное шоу крещеные тюрки, приданные отряду, радостно галдели и скалились при звуках знакомой речи, часто поправляли и предлагали свои варианты слов.

– Ну а что я скажу? Ничего, наверное. – Малышев старательно морщил лоб, вспоминая, как должен звучать этот вопрос.

Сидящий сбоку Давид, паренек, перекочевавший в отряд рыцаря Тимо из дружины баронессы де Ги и выполнявший при нем функции мальчика, ответственного за все, подобрался и вытянул вверх руку.

– Что тебе? – спросил ученый.

– Это будет «Поу рах?» или «Поу дромос?», – радостно выпалил итальянец.

– Не совсем, но – близко по смыслу.

Фотограф раздраженно поморщился. Смесь тюркского, фарси и греческого, на которой разговаривали в этой части Средиземноморского побережья, была часто непонятна даже тем людям, для которых один из этих языков был родным. Что уж тут говорить о русичах?! Большинство из тех, кто взялся за обучение, а к «полочанам» присоединились еще около десятка франков, на эту науку вскоре только рукой махнуло – безнадежное дело, мол. Запомнить такое невозможно! Держались только Костя, Захар, Давид по прозвищу Пипо и молодой итальянский рыцарь из отряда легата. Изредка Сомохову, проводившему обучение, на помощь приходил Тансадис, который свободно разговаривал на полутора десятках наречий и языков, но в большинстве случаев археолог в одиночку сражался с бестолковостью учеников. Возможно, помогло бы наличие словаря или хотя бы тетрадей для записей. По крайней мере, это было бы неплохо для Малышева, привыкшего к такой методике обучения. Но с бумагой была напряженка, поэтому обучаться приходилось так, как это принято было в одиннадцатом веке, – на слух.

Костя почесал за ухом. Комары вечером и оводы днем делали путешествие из просто неприятного почти невыносимым. Солнце, с раннего утра быстро прогревавшее окрестный воздух, и пыль, которой постоянно приходилось дышать путешественникам, быстро выводили из себя даже самых стойких. А ведь, по словам туземцев, это еще цветочки. Тюрки уверяли чужеземцев, что через месяц температура поднимется и «станет жарко».

Малышев шлепнул ладонью очередного кровососа и хотел было вернуться к глаголам, но оказалось, что Улугбек Карлович решил сделать перерыв в обучении. Воспользовавшись паузой, исчез в недрах готовящегося ко сну лагеря итальянский рыцарь. Куда-то с котелком потянулся Пипо. Разбежались по делам улыбчивые тюрки-обозники. У костра остались только Малышев и Сомохов. Археолог возился с порванным краем собственного плаща, а фотограф просто устал и тупо таращился на пламя.

– Скажи, Улугбек. – Костя давно уже выпил с ученым на брудершафт, но все еще с трудом обращался к нему просто по имени, без употребления отчества. – Ты там уже говорил это, но как-то мельком… Короче… Этот поход… Он, вообще-то, будет удачным или как?

Сомохов насупился. День был изматывающим, затем последовали уроки, а теперь вот и вопросы. Он пожал плечами:

– Как кому… О таких вещах надо было раньше спрашивать. – Археолог продырявил кончиком ножа грубую ткань плаща и теперь стягивал порванные края суровой ниткой. – А сейчас? Что тут обсуждать?

Костя пошевелил угли кончиком меча. Вверх взмыл сноп искр, отчего скуластое лицо Улугбека приобрело необычные черты.

Малышев усмехнулся.

– Что так рассмешило? – Улугбек осмотрел свое творение.

Шов получился заметным, но плащ выглядел достаточно крепко.

– Да я не об этом, – отмахнулся товарищ.

Малышев ткнул пальцем в сторону суетящегося лагеря:

– Ты мог бы сейчас таким провидцем стать… Пророком почти.

Сомохов пожал плечами:

– Ты думаешь? Не знаю, не знаю… – Он отложил плащ. – Во все времена ценились люди, которые предугадывали или предсказывали удачи и победы, и всегда гнали тех, кто пророчил поражения.

– А что? Будет поражение? – подобрался Костя. – Что-то мне помнится, что первый поход был удачным до… удачным, короче… Типа всех побили и сапоги помыли в Иерусалимском море… Или как его там?

Ученый развел руками:

– Ну, если в глобальном плане? То тогда, наверное, ты прав. Поход был удачным… То есть, конечно, будет удачным.

Костя вытянул из-за пазухи бурдюк с греческим вином:

– Попробуй, друже… Фанерское… Тьфу ты! Фалернское! Хорошее!

Археолог подхватил бурдюк, отхлебнул пару глотков и благодарно кивнул.

– А что же не свой спиритус пьешь?

Костя икнул. Теперь, когда причина его флегматичного состояния была достаточно ясна, он уже не старался держаться трезвым. С утра емкость с продуктом греческого виноделия значительно потеряла в весе. А молодое вино в союзе с майским солнцем способно укатать и не таких подготовленных индивидуумов, как бывший фотограф дикой природы. Говоря человеческим языком, Костя был пьян.

– Так задрало свое… Что я его не пил, что ли? – Он хлопнул еще одного кровососа и пересел так, чтобы легкий дымок окуривал его фигуру. – Так что там с походом нашим? Давай-ка выкладывай!

Ученый отхлебнул еще вина и задумался. Пока археолог собирался с мыслями, Малышев вытянул из мешка туесок.

– Во! Глянь, что я придумал. – Он развязал тесемки и вывалил в подготовленную деревянную миску куски мяса, пересыпанные колечками лука. – Шашлык забабахал. Мяса вчера намариновал, лука добавил, вина, специй местных. А чтобы не протухло, в мешочке в бочку на дно засунул.

Он понюхал туесок.

– Вроде не смердит. – Костя подмигнул озабоченно осматривающему продукты товарища археологу. – Чичас шашлычок сварганим.

Пока фотограф стругал палочки под мясо и раскладывал над углями шампуры, ученый начал свое повествование:

– В принципе весь предстоящий поход надо отнести скорее к удачным, нежели неудачным эпизодам крестовых войн.

Малышев выдернул из рук археолога бурдюк, отхлебнул и уточнил:

– Ты давай-ка поподробней. Нам ведь здесь быть, а не студентам твоим.

Улугбек Карлович вздохнул и начал рассказ:

– Предстоящее взятие Никеи – дело практически решенное. Слишком большие силы собрались здесь. Но дальше дела похода пойдут не столь радужно.

Костя, ковырявшийся с углями, удивленно вскинулся, в это время ученый продолжил:

– После этого силы крестоносцев разделятся на три части и двинутся через Анатолию и Киликию в сторону Антиохии, одного из богатейших городов Средиземноморского побережья. На подходе к Дорилее[49]их встретят войска Кылыч-Арслана, правителя Никеи, и Гази ибн Данишмеда, правителя Каппадокии и Понта. Сражение будет длиться день, и в нем почти полностью погибнет норманнское войско, Боэмунда возьмут в плен и позже казнят, разодрав лошадьми на четыре части… Что дальше? – Он сделал паузу. – Потом крестоносцы под руководством Готфрида Бульонского и Раймунда Тулузского мусульман отбросят. Затем последует осада Антиохии войсками Раймунда и разгром христиан сельджуками. Остаткам крестоносного воинства удастся уйти из-под города и, соединившись с армией лотарингцев под командованием Гуго де Вермандуа, начать так называемый «арьергардный поход». Но это уже будет не раньше будущего февраля. В этом походе крестоносцы возьмут Антиохию и отбросят мусульман… Но и только… Иерусалим откроет ворота только третьему походу.