Вилы - Алексей Иванов

Юго-восточная башня крепости Далматовского монастыря

Над рекой Исеть поднялись две громады гранёных шатровых башен-столпов, как строили двести лет назад. А на другой стороне, полевой, вместо башен возвели два пятиугольных бастиона «с отверстиями по бокам» – с амбразурами. В одной крепости сошлись разные градостроительные эпохи. От «бунташного века» – зубцы «ласточкин хвост» и мрачные арки-печуры для «подошвенного боя», от эпохи «транжементов» – ворота посередине приземистых стен-куртин, а не в проездных башнях.

Дубинщина полгода держала монастырскую твердыню в осаде. Рядом с обителью стояли остроги с гарнизонами – Катайский, Шадринский, Колчеданский, – но офицеры побоялись вывести солдат на бой. Всю зиму обитель одиноко стыла на морозе, отстреливаясь из пушек, а вокруг горели костры бунтовщиков. Весной, когда просохли дороги, к монастырю прискакали драгуны Азовского полка и разметали отряды и караулы мятежников. Полторы сотни смутьянов угодили под кнуты. А вожаки Лобов и Жернаков, спасаясь от плахи, ушли в леса.

Через десять лет вожаки Дубинщины услышали, что государь Пётр III воскрес, и заводские крестьяне захватывают заводы. Значит, Дубинщина продолжается. Вожаки выбрались из укрытия и в Чебаркуле отыскали атамана Грязнова. Атаман выслушал их и направил к Далматовскому монастырю отряд есаула Пестерева. Пушек для Прохора Пестерева у Ивана Грязнова не имелось. Грязнов велел есаулу за пушками заглянуть на Каменский завод, что находился неподалёку от Далматова.

Сто лет назад на речке Каменке рудознатцы Далматовской обители нашли руду. В 1682 году задымил домницами Железянский заводик монастыря. Монахи ковали себе косы и гвозди, а ещё меняли железо на пушнину у сибирских татар. Когда государь Пётр I приказал строить большие заводы, тобольский воевода не знал, с чего начать, и попросту отнял у обители рудоносную речку Каменку. На старом и надёжном месте, на готовой базе Железянского заводика, воевода заложил новый Каменский завод – первый из всех, что были на Урале.

Есаул Пестерев отправил на завод атамана Чира. Завод не работал, рабочие попрятались. Самоуверенный Чир велел своим крестьянам раздувать печи и лить пушки. Обжигаясь и матерясь, мужики с грехом пополам за две недели отлили для есаула 11 орудий. Получилось, что Каменский завод поднял руку на родителя.

Далматова обитель поняла: Дубинщина возвращается пугачёвщиной. Едва дошёл слух, что мятежники двинулись на монастырь, настоятель – архимандрит Иакинф – упал в санки и, свистя полозьями, улетел в Шадринский острог. Он бежал из каменной крепости обители в деревянную крепость острога, потому что, видно, верил не в бога и не в братию, а в начальство. Но шадринский комендант Кених свёл иерея со своего крыльца под локоток, любезно усадил в те же санки и отослал обратно. Однако Иакинф всё равно уехал из обители в Тобольск.

8 февраля 1774 года генерал Деколонг сдал Челябу полковнику Грязнову и отступил в Сибирь по Шадринской дороге. 11 февраля есаул Пестерев подошёл к Далматовской обители. У есаула был шанс разломать твердыню, пока Деколонг прорывается сквозь мятежи на дороге. Есаул начал крушить боевой дух монахов.

За стены монастыря полетели указы и манифесты самозванца. Мятежники кричали, что их полторы тысячи при 15 пушках. Кричали, что царь Пётр Фёдорыч уже взял Оренбург и Казань, Нижний Новгород и Москву, что вся Расея встала за государя, который дарует «крест и бороду». Будет и вам милость от царя, кричали мятежники монахам, если сдадитесь.

В монастыре укрылись не только монахи, но и беглые крестьянские богатеи во главе со старостой Игнатием Степаниным. Оборону возглавил экономический казначей Иван Заворотков, бывший секунд-майор. Обитель имела артиллерию: 14 пушек и два фальконета; командовал батареями секунд-майор Алексей Ижевский, которые за какие-то грехи был сослан в монастырь на послушание. Вооружёнными монахами руководил чернец Потап Зайков. Всего же на стены обители встали четыре сотни защитников.

На манифесты пугачёвцев злоязыкие монахи ответили своим посланием – подлинным эпистолярным шедевром, достойным письма запорожских казаков турецкому султану. Монахи сообщали: милостями обитель и от царицы осыпана преизрядно, так что благодарствуем за предложеньице. Ворота братия, конешно, откроет, но тока на то нужен государев указ из Петербурга, и пущай он будет не каракулями на мятом листе, как нынеча, а печатный, с красивой подписью своеручной, «с подобающей честью и славою». А что до бороды, писали дерзкие монахи, то у них в обители «бороды природныя у всякаго по человечеству имеются, растущие на ней власы по своей воле кто стрижёт, а иной отпущает, в том принуждения нет».

Бастион Далматовского монастыря

В Петре Фёдоровиче монахи усомнились: «помыслить ужасно, что покойному государю прежде чаемого общего воскресения из мёртвых одному воскреснуть»! Но ежели такое чудо всё же сотворилось, то ведь «тем воскресшим не понадобится ни царю престола своего, ни богатому имения своего» – Бог-то всем воздаст по вере. И почему государь всея Руси «только в одну Оренбургскую губернию вкрался»? Не иначе, как «Пётр Фёдорович» – просто «гнусная чучела» Емелька Пугачёв.

Шатровые башни обители чётко рисовались на стылой желтизне заката. Над селом Николаевским вырос целый лес дымовых столбов: мятежники расположились в селе на постой. Всю долгую зимнюю ночь по созвездиям гулял гул колоколов: братия молилась о спасении. 383 человека в храме приняли вторичную присягу государыне. Морозным утром 14 февраля бунтовщики пошли на приступ.

Они атаковали с той стороны, где в длинной низкой стене между бастионами располагались деревянные Святые ворота. Загрохотали пушки. В небо взмыли клубы пороховых выхлопов. Ядра, звеня, лупили по стенам. В тучах снежной пыли повалились вниз сбитые двухвостые зубцы. С башен пластами осыпалась белая штукатурка. Обитель из стрельниц тарахтела ружейной пальбой, амбразуры и печуры в подножиях стен отхаркивались ответным огнём. Колокольня гремела набатом.

Пушки бунтовщиков раскрошили Святые ворота, открывая доступ в крепость. Но уже багровел закат, и есаул Пестерев отложил штурм до утра. А к рассвету в проломе вырос свежий вал из мороженой земли и ломаного кирпича. Есаул велел наводить дымовую завесу, чтобы идти на приступ, но монастырские канониры выстрелами разнесли в щепу все крестьянские сани с горящим сеном. Мятежники и защитники сшиблись на валу в проломе под ярким солнцем врукопашную.

Монастырь защищал не только свои богатые амбары и сусеки. Он защищал храмы и гробницу святого Далмата, где на стене висели кольчуга и шлем старца, защищал библиотеку-древлехранилище и школу, ремесленные мастерские и аптекарские огороды. Грудой тел монахи перегородили вход и не пропустили бунтовщиков в обитель. Потом, в память о всех павших на этом рубеже, здесь будет воздвигнут надвратный храм.