Возвращение в Чарлстон - Александра Риплей

Она опустила руку, скомкала носовой платок.

– Покажи мне эту большую комнату, – сказала она.

Планировка подвала повторяла планировку верхних этажей, его толстые кирпичные стены служили опорой для оштукатуренных стен жилой части дома. Два широких коридора крест-накрест пересекали помещение, образуя в центре просторный квадрат, над ним в верхней части здания проходила лестница. Две двери открывались в каждую из четырех огромных квадратных угловых комнат. Длина и ширина каждой были примерно по двадцать четыре фута.

У двух передних подвальных комнат не было окон на фасаде здания, но было по четыре окна в торце, почти под потолком. В задних же комнатах было по два полномерных арочных окна, выходивших на буйные заросли сорняков, – когда-то здесь был сад. Окна были забиты досками, но солнечные лучи, проникая в щели между ними, освещали груды мусора и лохмотьев на полу.

– Кто-то здесь жил и не платил за квартиру, – сердито сказала Маргарет. И вдруг, раскинув руки, закружилась по комнате. – Если кто-то мог, то и мы можем. Стюарт, мы переезжаем в город.

– Мам, да ты шутишь.

– Ничуть.

– Но здесь так грязно, такие низкие потолки. Я себе лоб разобью.

Потолки и правда были от силы семь футов высотой, раза в два ниже, чем в Барони. Казалось, огромная тяжесть дома прижала их к земле.

Маргарет нетерпеливо махнула рукой:

– Потолки как потолки. Ты еще не скоро вырастешь. А до тех пор что-нибудь да изменится. Мы тут надолго не останемся. Но сейчас мы переезжаем в город. Я уже решила.

– Остановись снова у этого магазина и спроси, как проехать на Кинг-стрит, – сказала Маргарет, когда Стюарт подсаживал ее в экипаж. – Я хочу полюбоваться витринами.

От Кинг-стрит их отделяло всего несколько кварталов. Надо было, как оказалось, возвратиться на Митинг-стрит и, проехав по ней, свернуть налево. На повороте они услышали музыку. Играл духовой оркестр.

– Скорей, Стюарт, давай посмотрим.

Они увидели его совсем близко, через квартал. Справа от них возвышалось громадное здание с бойницами, оно напоминало замки в детских книжках Стюарта. Перед входом расстилался огромный газон, в середине его молодые люди в военной форме маршировали под звуки военного оркестра, а по краям толпились зрители. Музыка, сияние медных инструментов, ряды юношей с гордой выправкой, их чеканный шаг, золотые галуны и блестящие пуговицы – все это производило сильное впечатление.

– Цитадель! – прокричала Маргарет Стюарту, чтобы перекрыть шум. – Здесь военное училище, оно так называется, я вспомнила. У них все время такие парады.

Они смотрели до тех пор, пока кадеты, предводительствуемые оркестром, не отправились в казармы. Тогда мать и сын поехали по Кинг-стрит. Маргарет заглядывалась на витрины, Стюарт – на машины, припаркованные возле них. Оба были совершенно счастливы.

Вскоре магазины кончились. Впереди них по Кинг-стрит тянулись жилые дома. Подъехав к углу, Маргарет взглянула на табличку. Они пересекали Брод-стрит.

«К югу от Брод, – подумала она. – Интересно, где живет Каролина Рэгг?» Маргарет вертела головой из стороны в сторону, разглядывая здания. В конце Кинг-стрит она велела Стюарту развернуться, и так они несколько раз проехали по улице той части города, где «живут все».

Стены зданий здесь тоже лупились, на улицах тоже была грязь. Маргарет была этим очень довольна.

Потом они остановились в конце полуострова, в парке Уайт Пойнт Гарденс. Стюарт напоил коня из желоба и привязал к столбику. Он и Маргарет попили из артезианского колодца и медленно дошли по усыпанной раковинами тропинке до променада в противоположной стороне парка. По пути миновали круглую бело-зеленую эстраду.

– Здесь тоже играет музыка, по воскресеньям вечером, – сказала Маргарет. Это были первые слова, которые она проронила за час. Ее голова и сердце были чересчур переполнены впечатлениями, говорить ей не хотелось.

И Стюарту тоже. Он был слишком возбужден: столько всего случилось за такое короткое время. Он даже не заметил пальм и цветущих кустов, составлявших гордость здешнего садовника.

Мать и сын прошлись по эспланаде, возвышавшейся над широкой гаванью Чарлстона, им доставляло удовольствие быть в толпе людей, гуляющих так же не спеша, как они, так же наслаждающихся морским ветерком. Народу было действительно много. Город есть город.

– Уже поздно, мам, – сказал Стюарт, когда они обошли весь мыс. – Я думаю, самое лучшее вернуться домой.

Маргарет кивнула:

– Но давай не спешить. Я не хочу, чтобы этот день слишком быстро кончился. Я его так долго ждала.

И он, этот день, завершился прекрасно. Они вернулись по Кинг-стрит, той же дорогой. Когда они проехали первый квартал, в городе включили электричество. Гирлянды ламп сияли у них над головой, над густеющей темнотой улицы, лампы светились в витринах, полных разноцветных, заманчивых вещей. Это была настоящая магия.

И скоро они смогут считать эти чудеса своими. Скоро они переедут в город.

Тем летом заброшенные поля в Барони заросли сорняками. Но на Шарлотт-стрит происходили метаморфозы.

До войны Эшли Барони, как и другие крупные плантации, была государством в государстве. В ее мастерских работали плотники, краснодеревцы, токари, гончары и ткачи, в имении лили свечи, дубили кожи и в качестве побочного продукта изготовляли клей. Ремесленников уважали и ценили, как они того заслуживали. Многие из них были настоящими мастерами своего дела.

Через полвека Барони из империи превратилось в большую ферму, мастера и художники умерли. Но их традиции не совсем угасли. В имении был кузнец, он подковывал лошадей и мулов и чинил сломанные инструменты. Был и столяр, он же плотник, он мог заделать прохудившуюся крышу, выровнять перекошенную дверь или приделать к столу отвалившуюся ножку. И было много сильных мужчин и женщин, готовых чистить, скрести, красить, носить тяжести.

Пегги много читала; она сразу окрестила дом на Шарлотт-стрит авгиевыми конюшнями.

– Ради Бога, Пегги, что ты такое говоришь? – изумилась Маргарет. – У конюшни вся стена завалилась, и это не здесь, а в задней части сада.

– Ничего, мама, неважно. Я думаю, все просто замечательно. Знаешь, что бы я на твоем месте сделала?

– Нет. Что же?

Пегги начала говорить едва ли не раньше, чем прозвучал вопрос. Размахивая руками, треща, как сорока, она то подталкивала, то за руку тащила мать из одной комнаты в другую, объясняя, как можно расставить мебель и все украсить.

И все, что она предлагала, было превосходно. Пегги была куда изобретательнее, чем ее мать и брат, а в круг ее беспорядочного чтения входили работы о цвете и даже книги с математическими выкладками о правильных пропорциях и соотношениях объемов. И память у Пегги была фантастическая: в ней удерживались каждая занавеска, коврик, стул, стол и кровать из обоих домов, и главного, и лесного.