Лелик и горячие доски - Юлия Луговская

– А у меня нет мамы. – Яна произнесла эти слова так, что у Маши по спине побежали мурашки.

– А что с ней случилось?

– Она умерла, когда я была совсем маленькой. В автомобильной аварии погибла. Сразу насмерть.

Мне два года было, я ее совсем не помню… С тех пор у меня только няня. Вернее, няни. Они меняются каждые три месяца, папа их увольняет.

– За что?

– Я так хочу. Они мне не нравятся. Они злые. Нет, скорее равнодушные какие-то, холодные, как рыбы, их только деньги интересуют. У меня и подруг нет – не люблю, когда хвастаются нарядами и все такое. Мне папа может купить все…. У меня есть пони. Но, знаешь, лучше иметь одну маму, чем все это, все, что у меня есть.

Яна говорила не останавливаясь, ее будто прорвало, и Маша почувствовала, что эта девочка, красивая и богатая, невероятно несчастна и одинока. Вот, оказывается, почему Яна тог да в автобусе разрыдалась, и характер такой противный у нее от одиночества. Так часто бывает: человек вредничает, потому что ему самому плохо. А если у тебя нет мамы, это хуже всего на свете. Маша обняла Яну за плечи и прижала к себе.

– Хочешь, будем дружить? Мне все эти наряды вообще по фигу, и хвастунов терпеть не могу! Хочешь?

– Хочу, – прошептала Яна.

– Владимир Викторович, вы только не волнуйтесь, мы сейчас выясним, с какого номера был звонок, и засечем их в два счета. Считайте, что ваша дочка уже здесь! Но для этого, пожалуйста, вспомните, может быть, у вас есть враги… или кто-то в последнее время вами был недоволен? – Милиционер был спокоен, чего нельзя было сказать о Денисове: у него нервно подергивался глаз.

С тех пор, как стало известно об этом звонке, съемочная площадка превратилась в милицейский штаб. Неизвестный позвонил Денисову два часа назад и сообщил гнусавым голосом, что его дочь похищена и что если к утру он не выложит миллион, ее ждет мучительная смерть.

Мы с Лешкой спрятались за огромным диваном, стоящим на первом этаже гостиной, и все слышали. Когда началась вся эта катавасия, нас вместе с другими ребятами хотели отправить на автобусе домой, но мы потихоньку выскользнули из автобуса в самый последний момент. Битый час мы пытались объяснить милиционеру, что пропала не только Яна, но и Маша, но нас по-прежнему никто не слушал, все говорили только о Денисове и его дочери. Мы решили отсидеться за диваном, чтобы нас не отправили домой – понятное дело, что без Маши мы вернуться не мог ли. Итак, мы сидели за диваном и размышляли, куда мог ла исчезнуть Маша. Лёлик давно похрапывал рядом, уставший за день и обалдевший от такого количества свежего воздуха: для городской собаки провести день за городом – роскошь.

– Жаль, что Лёлик – не ищейка, – вздохнул Лешка. – Говорят, немецкие овчарки чуют человека за километр.

– У Лёльки от личный нюх, – обиделся я за друга, – просто перед ним надо поставить задачу. А мы и сами не знаем, что делать и где искать.

– Послушай, а давай попробуем. Может быть, сработает? Я смотрел передачу про то, как люди, которые любят друг друга, чувствуют на расстоянии, если что-то случилось. Это называется интуиция.

– Фигня все это, если бы так было, мы бы уже знали, где Маша и что с ней случилось.

– Нет, не фигня. Мы с тобой Машу не любим. Ну, то есть, не любим, как любят обычно. Н у, ты понимаешь… Мы просто любим ее по-дружески… – У Лешки почему-то покраснели щеки и уши, но он продолжал излагать свою мысль: – А Лёлик – собака, он Машу обожает, у собак интуиция сильнее развита, чем у людей. Плюс нюх. Так что и задачу перед ним ставить не надо, сам все поймет, надо только найти какую-нибудь Машину вещь и дать ему понюхать. След он, конечно, не возьмет – тут народу столько, все следы затоптали, но, по крайней мере, догадается, чего мы от него хотим.

Я помолчал. Лёлик никогда не отличался способностями служебной собаки. Безусловно, он был невероятно умен, даже слишком. И если бы мы попросили его найти спрятанную сардельку-шпикачку, он бы выполнил задание на «пять». Не так давно мама потеряла серебряную ложечку, подаренную мне бабушкой на «первый зуб». Это такой праздник, когда у ребенка начинают резаться зубы. Так вот, мама перевернула весь дом, но ложки нигде не было. В это время Лёлик решил проверить содержимое мусорного ведра. Он это делает регулярно, хотя маме не нравится, когда он роется в помойке. Она начинает ругаться и спрашивает Лёлика: «Тебя что, не кормят?»

Лёлик же придерживается другой точки зрения, считая, что настоящая собака не должна брезговать ничем, даже объедками. Тем более в мусорном ведре можно найти деликатесы, которые никогда не положат в собачью миску. Например, кожу от сала, картофельные шкварки или засохшую горбушку копченой колбасы. Мама искала ложку по ящикам, а Лёлик как раз инспектировал помойку. И вдруг что-то со звоном упало на пол. Мама обернулась и увидела, что ложка выпала из ведра. Мама случайно смахнула ее в мусор с оберткой от масла. Лёлик же решил, что обертка еще может быть полезна – на ней осталось масло – и вытянул ее зубами. А вместе с ней и ложку. Не знаю, была ли это случайность или Лёлик хотел помочь маме, но у нас дома после этого случая Лёлику приписываются интеллектуальные способности, не свойственные обычной собаке. В общем, кто его знает…

– Ладно, давай попробуем. Только надо раздобыть какую-нибудь Машину вещь. – Лешка меня окончательно убедил.

– Когда она пропала, на ней было розовое платье. Переодевалась Маша в гримерке. Значит, ее вещи и сейчас там. Надо пробраться наверх.

Я растолкал недовольного Лёлика, и мы втроем на четвереньках (Лёлику это особого труда не составило) прокрались за диваном к лестнице, ведущей наверх. Народу везде было много, и мы растворились в толпе снующих работников съемочной площадки, которые демонтировали оборудование, охранников Денисова и еще каких-то людей, появившихся в доме после пропажи Яны и Маши.

Мы постучались, но за дверью стояла тишина. На съемочной площадке двери не запирались, даже в туалете. Гримерши в комнате не было, но по стоявшему столбом сигаретному дыму было понятно, что тётя Надя только что вышла. У стены стояла банкетка, заваленная барахлом.

– Ты помнишь, в чем она была? – спросил я Лешку.

– В джинсах… и кофта, кажется, синяя… или голубоватая.

– Во всяком случае, не розовая. Единственная девчонка, которую розовое не прикалывает.

– Вот, смотри, похоже, Машкина. – Лешка вытащил из груды набросанной одежды синюю толстовку с карманами на молнии. – Погоди, тут в кармане что-то есть…

Это был Машин мобильник. На дисплее высветились восемнадцать неотвеченных вызовов. Вероятно, это родители разыскивали Машу. Лешка положил телефон в карман.

– Ладно, это потом. Давай Лёлику, пусть понюхает толстовку.

Я взял Лёлика за ошейник, поднес вещь к его морде и строго сказал: «Нюхай!» Лёлик закрутил головой, пытаясь освободиться.

– Да не так! Ты ж ему нос за тыкаешь, так не только нюхать невозможно, так дышать перестанешь, – Лешка взял толстовку, присел на корточки и протянул ее Лёлику, как будто спрашивая, нравится она ему или нет: «Маша! Лёлик, след! Ищи!»