Тридцатого уничтожить! - Виктор Доценко

Ее полные влажные губы были так близко к нему, что достаточно было одного, совсем незаметного движения, чтобы они встретились, но он неожиданно отстранился. Его взгляд потемнел и устремился кудато далеко-далеко от нее. Он встал и молча вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь!

Лана недоуменно смотрела ему вслед и не могла понять, что она совершила такого, что привело его вновь в такое странное состояние.

«Сангвиник, трезвый расчетливый ум, бесстрашный, уверенный в себе, достаточно трезво относится к женщинам, в меру холоден, пережил личную драму, с неадекватной реакцией», — достаточно точную оценку этому парню дали специалисты.

Надо что-то предпринимать, подумала Лана, затем встала и пошла вслед за ним. Но, подумав, вернулась с полпути и прихватила с собой бутылку виски и два бокала, чтобы попытаться с помощью алкоголя вывести его из этого состояния.

Савелий сидел на садовой скамейке в позе роденовского «Мыслителя». Чего, спрашивается, он взбрыкнул? Или эта девушка ему неприятна? В том-то все и дело, что приятна! Более того, ему начало казаться, что он давно ее знает, а этот симптом был очень серьезным.

А сейчас? Его даже в дрожь бросило, когда она прикоснулась своими губами. Даже голова закружилась. Так он ощущал себя только с Варюшей! Даже с Ларисой такого не было! Надо же, Ларису вспомнил. К чему бы это? Вот заноза! Сидит, ноет, ноет. Сколько лет прошло, а нет-нет да обожжет воспоминанием.

А Варюша?! Разве он не любил ее? Любил! Еще как любил! Но… Варюша, это постоянная ноющая боль потери. Эта боль, видимо, всегда будет жить в его сердце, и всегда он упрямо будет стараться запрятать ее в самый дальний уголок своих воспоминаний, доставая только тогда, когда нужно будет просто погрустить в одиночку.

А Лана? Ведь она, по существу, еще совсем ребенок. Милый капризный ребенок. Ребенок. Савелий вдруг хмыкнул и покачал головой, нашел ребенка! И чего, спрашивается, он себе «лапшу на уши вешает»? Видно, и впрямь зацепил его этот «ребенок». Если он сейчас повернется и увидит перед собой Лану, то… то все будет хорошо.

Савелий резко повернулся и едва не стукнулся носом о бутылку виски, которую Лана держала прямо за его спиной.

— Ты… Вы давно здесь? — Савелий растерялся от неожиданности.

— Не вы, а ты, — ласково поправила Лана. — Только что подошла. А что? — хитро улыбнулась Лана, придерживая простыню.

— Это просто чудно, что ты пришла! — восторженно воскликнул Савелий. — Просто чудно!

— Чему это ты так радуешься? — чуть подозрительно спросила она.

— Ничему конкретному: тебе, звездам, этим деревьям. — Он встал, подошел к древней сосне и прижался к ней ладонями. Его движения были плавными и какими-то значительными.

Лана с нежностью, но и с тревогой смотрела на него, пытаясь понять этого человека.

Через некоторое время Савелий, что-то прошептав на прощанье сосне, подошел к Лане и просто сказал:

— А теперь — я твой! — Он налил в бокалы виски, подал один Лане и чокнулся. — За тебя!

Они залпом выпили, и вдруг простыня соскользнула с ее плеч и вновь обнажила красивую грудь. И снова Савелий уставился на нее, словно онемел.

Лапа посмотрела ему в глаза, потом положила руку на его плечо и нежно прошептала:

— Господи, да на меня можно не только смотреть! — она обняла его обеими руками и прижалась к его губам.

Нехитрые их одежды соскользнули на траву. Каждая клеточка его тела вздрогнула, прикоснувшись к нежной девичьей коже, и они, не в силах более сдерживаться, не отрываясь друг от друга, словно боясь потеряться, осторожно опустились в траву и с радостью приняли друг друга…

Савелий открыл глаза от яркого солнечного луча, упадшего ему на лицо из-за ветвей. Они с Ланой лежали в гамаке, укрепленном между двумя соснами.

Стараясь не шевелиться, Савелий осторожно повернул голову и посмотрел на крепко спящую Лану. Она чему-то улыбалась во сне. Яркий луч солнца перешел на девушку и медленно, словно лаская ее, двинулся по обнаженному телу, слегка прикрытому простыней.

Савелий до сих пор помнил, какая нежность охватила его в тот момент, когда он прикоснулся к девушке. Он боялся шевельнуться, чтобы нечаянно не разбудить Лану. Ее милое, спокойно улыбающееся лицо было таким красивым, что ему хотелось смотреть на него целую вечность.

Как все-таки разумно устроен мир! После краткой и ненужной встречи с Гюли, от которой не осталось ничего, кроме горечи и досады, даже какой-то пустоты, жизнь преподносит ему удивительно прекрасный подарок — это нежное создание! Поистине, природа не терпит пустоты!

Вся жизнь человеческая состоит из белью и черных полос. И трудно сказать, от кого зависит ширина черной или белой полосы. Конечно, такие полосы, которые преследовали Савелия в последние семь-восемь лет, он бы не пожелал даже врагу. План по черным полосам он перевыполнил на пару десятков лет вперед. Были такие моменты, когда более слабый человек, находясь на его месте, вряд ли смог бы выдержать. Его спасали две вещи: вера в себя и умение отрешиться от окружающей действительности.

Сейчас он вспоминал эти черные полосы без особой боли и жалости к себе, думая только о приятном и радостном.

Много лет назад, когда он сидел в следственном изоляторе Бутырской тюрьмы, ему повезло встретиться с одним пожилым уголовником, просидевшим более тридцати лет в местах лишения свободы. Это был признанный авторитет не только в уголовном мире, но и среди ментов. «Вор в законе» по кличке «Бриллиант» Чем-то ему приглянулся Савелий, хотя они и пробыли вместе трое суток. Этот старый уголовник дал ему пару советов, за которые он будет благодарен до конца дней своих.

«Я знаю, тебе трудно будет ходить по этой жизни, — хрипло сказал он, чахоточно покашливая едва ли не после каждой фразы. — Хочу поделиться с тобой своим жизненным правилом никогда ни о чем не жалей! Никогда! — твердо сказал он и закашлялся. — И второе: что бы ужасного с тобой ни произошло, например, потеря близкого человека, физическая ли боль или еще что, короче, все, что угодно, — задай себе, Бешеный, вопрос: будешь ли ты вспоминать об этом через месяц, полгода, год? Рано или поздно, ты дойдешь до той даты, после которой скажешь, вряд ли! Вот и думай, что прошел этот срок! Всякая боль страшна только сиюминутностью! Боль, потери, обиды. Подумай об этом, и тебе сразу станет легче!»

Много раз в жизни Савелию приходилось применять эти два правила, и много раз они выручали его в трудную минуту.

Савелий лежал не шелохнувшись уже много времени, и у него пересохло в горле. Он скосил глаза на землю и увидел, что бутылка шампанского еще не выпита до конца. Он опустил медленно руку, стараясь не делать резких движений, поднял бутылку и сделал глоток:

— Так… — раздался насмешливый голос Ланы. — В одиночку, значит?

— Подглядываешь? — съехидничал Савелий. — Ух, ты какая!

— Как здорово, милый, что ты придумал спать на природе. — Она потянулась к его губам, но вдруг снова наткнулась на его страдный взгляд. — Что с тобой, Савушка? — нахмурилась Лана. Савелий не сразу вернулся из своих мыслей.