Эсэсовский легион Гитлера. Откровения с петлей на шее - Леон Дегрелль

Мы уже намеревались пересечь реку Дон. Несколько дней назад мы уже готовились переправиться через нее, но переправа была заблокирована. В радиусе 2 километра от нее валялось такое количество разбитой советской техники и трупов — работа авиации, — что командир дивизии не мог протолкнуть свои машины и технику.

Мы подошли к легендарной реке рано утром и поднялись на холм на правом берегу. Как раз в этот момент заря занялась над серо-зеленым потоком.

Пристав на стременах, я во все глаза смотрел на потрясающую картину. Дорога была забита сотнями советских танков американского производства, перевернутых повозок, брошенных вещей. Но я смотрел только на Дон, широкую реку, окаймленную деревьями, растущими вдоль берега, мягко сияющую под зеленым, розовым и серебряным занавесом, развернутым в небесах.

Дон, как и другие великие реки юга России, имеет крутой правый берег, тогда как левый спускается почти к самой воде. Когда красные были отогнаны в долину на противоположном берегу, они уже не могли противостоять немцам, захватившим возвышенный берег. Поэтому левый берег Дона достался нам без боя.

Русские самолеты сбрасывали свои бомбы на ложбину, куда мы спустились, но почти не причинили вреда. Блестящие усики молодой виноградной лозы сверкали среди развалин домов. Сбросив одежду, наш генерал стал первым, кто переправился через Дон вплавь, держа на спине пулемет. Мы пересекли реку по спешно наведенному понтонному мосту. Наши сердца просто пели.

Теперь мы приближались к землям калмыков. Одинокий верблюд вышел к дороге, совершенно чудное животное с огромным мокрым носом, а его ободранные бока были похожи на обшивку старого кресла.

Мы приняли его в свою компанию. Это был первый посланец Азии, к которой мы стремительно приближались.

В первую неделю августа 1942 года немецкие армии стремительно двигались от Дона в сторону Кавказа. Солнце палило нещадно. Деревни, расположенные в нескольких километрах одна от другой, казались одним огромным факелом. Вам могло показаться, что пылает все вокруг. Но поднимающиеся в небо темные столбы были всего лишь пылью, вьющейся следом за танковыми колоннами.

Наши лица превратились в серо-черные маски, на которых странно сверкали белки глаз, которые пересекала красная черта губ. Невозможно было избавиться от этого «макияжа», так как пыль поднималась на высоту несколько метров. Наши мотоциклисты выглядели как персонажи комедийных фильмов, их лица совершенно почернели, и они проносились мимо нас в облаках пыли, ревя моторами, доставляя нам новые карты. Действительно, наше продвижение было настолько быстрым, что новые карты требовались постоянно. Нашей колонне были приданы специальные грузовики, в которых печатали новые карты по мере необходимости.

В приказах наши действия были расписаны в мельчайших деталях.

Каждое подразделение имело свой собственный маршрут, деревни, через которые следовало пройти, и места отдыха. Города и деревни переходили к нам в руки почти без всякого сопротивления, войска противника даже не пытались организовать его. Нам следовало лишь пройти через очередной населенный пункт, и если кто-то пытался нас задержать, его тут же без задержки уничтожали.

Наши потери были незначительными. Тысячи солдат красных, мимо которых мы проходили, были полумертвыми от усталости, так как прошли тысячи километров и проглотили килограммы пыли. За стакан воды они охотно убили бы Сталина, Молотова, Калинина и десяток других высших коммунистических бонз.

Самой серьезной проблемой и для нас также была питьевая вода.

Мы могли пройти и десять, и двадцать километров, не найдя и литра питьевой воды. Иногда встречались зеленые пруды, гниющие на солнце. Чтобы похлебать этой жидкой грязи, наши солдаты бросались туда плашмя. Мы теряли терпение и отгоняли прочь этих нетерпеливых. Длинные языки лошадей вывешивались изо рта и дрожали.

Одна только наша колонна состояла из 20 000 человек. Примерно через каждые 10 километров дорога проходила через деревню. Там имелся колодец или даже несколько колодцев, которые могли обеспечить водой жителей десятка изб и их скот. Но авангард выпивал всю воду досуха. Подошедшие позднее могли достать из колодца только жидкую грязь. В результате шедшим далее тысячам пехотинцев и сотням лошадей доставались только совершенно сухие колодцы.

Здесь и там лениво крутились колеса водяных мельниц. Но каждому из нас приходилось ждать своей очереди пять часов, восемь часов, десять часов, и все это время высохший язык царапал рот как наждаком. Животные поглощали совершенно невероятное количество воды. Мой конь Кавказ проглотил пять огромных ведер, или сорок литров, без малейшей передышки! Люди тоже наливались водой буквально по горло, обливали себе шею, руки и спину, которые были опалены солнцем.

Это было не слишком хорошо. Лучше всего было пить понемногу, сдерживая желания. Поиски воды отнимали у нас даже больше времени, чем сам переход.

* * *

К Манычу мы пришли ночью, эта река расположена недалеко от калмыцких земель. Она образует целую цепь великолепных озер на полпути между Каспийским и Азовским морями.

Наш маршрут проходил по большой дамбе, построенной, чтобы удержать воду в одном из озер. Красные взорвали ее, и вода хлестала сквозь брешь шириной около 25 метров. Немецкие саперы построили деревянный мостик черед этот разрыв, чтобы могли пройти пехота и лошади. Но тяжелую технику приходилось переправлять на паромах.

Мы провели несколько часов перед дамбой, дожидаясь своей очереди. Озеро казалось нам огромным полем чудесных маргариток, посеянных лунным светом на маленьких волнах. Несколько советских самолетов пытались разрушить нашу импровизированную переправу, но их бомбы лишь подожгли пару изб на берегу. Горящие дома полыхали в ночи, словно красные и оранжевые факелы. Это вносило некоторую трагическую ноту в поэтический пейзаж, созданный цветочным озером и звездным небом.

Рассвет начался в 02.00. Зеленое небо казалось отражением земли, затопленной, насколько хватало взгляда, водой, вырывающейся сквозь дамбу. Вода отражала бледные краски рассвета, неяркий аквамарин, пронизанный золотыми искрами, нежный, почти прозрачный.

После утомительных ночных маршей и безжалостного дневного солнца так и хотелось остаться здесь, поддавшись этому дивному волшебству. Однако колонны двигались дальше в идеальном порядке, распевая солдатские песни. Офицеры также шли пешком, подавая пример солдатам. Позади них ординарцы вели в поводу лошадей. Лошади использовались только для поддержания связи между подразделениями, что было весьма нелегким делом. Чтобы добраться до командира дивизии, мне однажды пришлось проехать около сотни километров в одну сторону на головокружительной скорости по раскаленной степи. Но обычные переходы совершались пешком, офицеры и солдаты по-братски делили усталость, как и опасности боя.

* * *

Комары становились все более и более многочисленными. Вечером они клубами кружили вокруг самого слабого источника света.