Опальная красавица - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Конечно, сама Елизавета про себя знала: в отличие от осанкии походки, моральная выправка ее была чрезвычайно слаба, однако, ища себеоправдания, она всегда предпочитала думать, что с той Елизаветой, котораявполне достойна любви и уважения, уживается еще и другое существо: злобное,насмешливое, и уж на нем-то лежит вина за ее проступки и тяжесть грехов. Именнооно принудило принять имя графини Дараган, именно оно заставило забавлятьсяопасными играми с разбойничьей ватагою. И сейчас именно это дерзкое существозаставило ее забыть о спасительной, приличной лжи и ответить самую истиннуюправду:
– Года три тому назад встретила я одного человека... Оба мырисковали жизнью, едва не погибли в пожаре да кровопролитии. Свела нас судьбаслучайно, а развела очень скоро. Мы более не встречались, но пусть поразит менягосподь молнией, если я лгу: никогда и нигде, что б ни было со мною, я тогочеловека не забывала, любила лишь его одного, даже когда обнимала другого, илишь он один живет и вечно жить будет в моем сердце.
Лисонька опустила глаза. Щеки ее жарко разрумянились, иЕлизавета с насмешкою подумала: весьма смущена непорочная дева пылкостью сихслов! А знай она, что речь идет о ее брате... Любовь к Алексею, бывшая прежденедозволенной, безнадежной, теперь стала для Елизаветы чем-то вроде религии, вкоей она всегда находила спасение душе, отпущение грехов, наслаждаясь темсветом, подобным последнему, вечернему, золотистому, который затеняет в нашемсмятенном прошлом то, что постыдно или больно вспоминать, но освещает лучшие,святые его мгновения так, что это немеркнущее, счастливое сияние способноукрасить и унылое настоящее и озарить безотрадное будущее.
– Да где же случилось сие? – спросила Лисонька взволнованно.
– Далеко-далеко, – рассеянно улыбнулась Елизавета. – В синемморе, у греческих берегов, на галере «Зем-зем-сувы», что означает наименованиеисточника святой воды Каабы в Мекке, которая, по магометанской вере, исцеляетот всех болезней.
Лисонька тихо ахнула, и Елизавета очнулась от воспоминаний,недоуменно уставившись на сестру. Румянец ее разгорелся еще жарче, глаза сияли,и Елизавета обнаружила, что вовсе не оскорбила ее, а чем-то порадовала. Но тутуж она отказалась хоть что-то понять и в растерянности уставилась в тусклопоблескивающие книжные корешки.
Лисонька же подошла к клавесину, перебрала аккорды – и вдруглегко и свободно (к укору Елизавете, которая никак не могла, терпения не имелаосвоить сие изящное искусство) заиграла томную мелодию, напевая свежим, чистым,высоким голоском:
Ночью темнотою
Покрылись небеса,
Все люди для покою
Сомкнули уж глаза.
Внезапно постучался
У двери Купидон,
Приятный перервался
В начале самом сон.
«Кто так стучится смело?» —
Со гневом я вскричал.
«Согрей обмерзлое тело», —
Сквозь дверь он отвечал.
Это была модная песенка на слова господина Ломоносова.Прежде Елизавета лишь читала эти стихи, но положенными на музыку слушалавпервые и как бы заново прониклась сейчас их печалью и обреченностью:
Тогда мне жалко стало,
Я свечку засветил,
Не медливши нимало,
К себе его пустил.
Увидел, что крылами
Он машет за спиной,
Колчан набит стрелами,
Лук стянут тетивой.
Жалея о несчастье,
Огонь я разложил
И при таком ненастье
К камину посадил.
«Вот так всегда и бывает, – грустно думала Елизавета. –Любовь на заре своей всегда невинна и безобидна. Разве тогда, в Елагином доме,украдкою любуясь Алексеем Измайловым и позволяя сей сладкой отраве завладетьмоим сердцем, я могла предвидеть, чем все это обернется? Нет. Но, ежелипорассудить, знай заранее судьбу свою, разве смогла бы запретить себе любить?Опять же нет. Да и полно – была бы я счастлива, окажись осторожность во мнесильнее любви? Ох, нет... Спокойнее – это да, это правда, но кто сказал, чтопокой – достойная замена счастью?»
Он чуть лишь ободрился,
«Каков-то, – молвил, – лук?
В дожде, чать, повредился?»
И с словом стрелил вдруг!..
Тут грудь мою пронзила
Преострая стрела
И сильно уязвила,
Как злобная пчела.
Он громко засмеялся
И тотчас заплясал.
«Чего ты испугался? —
С насмешкою сказал. —
Мой лук еще годится:
И цел, и с тетивой.
Ты будешь век крушиться
Отнынь, хозяин мой!»
Затих последний долгий аккорд, словно эхо полета той самойстрелы, которая уязвила несчастного влюбленного, и Елизавета чуть не ахнула отвнезапной догадки:
«А не потому ли сестра допытывалась о пристрастиях моегосердца, что приехала сосватать меня за какого-нибудь своего соседа илиродственника? Вот и песенку выбрала приличную к случаю!»
Эта мысль, при всей ее неожиданности, показалась Елизаветестоль правдоподобной, что особенности Лисонькиного поведения перестали бытьстранными и подозрительными, и тревога вмиг сменилась веселойумиротворенностью.
«Ах ты, моя милая сваха! Лучше б ты мне все сказала прямо. Ябы избавила тебя от стольких хлопот, с порога «нет!» сказавши...»
И, окрыленная новым порывом любви к сестре, Елизаветавскочила и расцеловала ее так жарко, что Лисонька, сочтя это за похвалу своемуискусству, была польщена сверх всякой меры.
Елизавета только что хотела сообщить ей свою догадку и рассеятьвсе надежды на этот счет, как вошла Татьяна с огнем. Она зажгла свечи, сказала,что для Лисоньки приготовлена гостевая комната, постель разобрана, можно идтиспать, коли захочется, а потом, понизив голос, сообщила Елизавете, что всекараульщики уже стоят по местам.
Лисонька, однако, расслышала сие, и тоненькие полукружья еебровей высоко взлетели от изумления:
– Караульщики! Вы что же, разбойников поджидаете?
– Значит, ты ничего про нас не знаешь? До тебя не доходилиникакие слухи? – вопросом на вопрос ответила Елизавета, столь умело передразнивЛисоньку, что та залилась смехом.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!