Путешествие с Чарли в поисках Америки - Джон Эрнст Стейнбек

За эти сумасшедшие часы я, вероятно, в какой-то момент еще раз переехал через реку, потому что теперь Росинант опять мчался по федеральному шоссе 10, которое вело по левобережью Миссисипи на север. Когда мы снова выехали на вольный воздух, я, совершенно измученный, остановил Росинанта у придорожного ресторана. Ресторан оказался немецкий, и в нем было все, что и должно быть в таком заведении: сосиски, колбасы, кислая капуста и ряд глянцевитых пивных кружек, висевших над стойкой без употребления. В этот час я был там единственным посетителем. Встретила меня официантка — отнюдь не Брунгильда, а нечто худощавое и темное лицом — не разберешь, то ли юное, чем-то опечаленное существо, то ли разбитная старушка. Я заказал Bratwurst[22]с кислой капустой и своими глазами видел, как повар сорвал целлофановый чехольчик с сардельки и бросил ее в кипяток. Пиво подали консервированное. Bratwurst была отвратительна, а капуста — издевательски водянистое месиво.

– Не знаю, может, вы посоветуете, как мне быть? — спросил я древне-юную официантку.

– А в чем дело?

– Да я, кажется, заплутался.

– То есть как это заплутался?

Повар просунулся в кухонное окошко и налег голыми локтями на раздаточный стол.

– Мне надо в Соук-Сентр, а я никак туда не доберусь.

– А едете вы откуда?

– Из Миннеаполиса.

– Так как же это вас занесло на левый берег?

– Наверно, я и в Миннеаполисе плутал.

Официантка посмотрела на повара.

– Он заплутался в Миннеаполисе, — сказала она.

– В Миннеаполисе нельзя заплутаться, — сказал повар. — Уж поверьте мне, я оттуда родом.

Официантка сказала:

– Я хоть сама из Сент-Клауда, но в Миннеаполисе не заплутаюсь.

– Значит, у меня особые таланты в этой области. Но все-таки до Соук-Сентра мне добраться надо.

Повар сказал:

– Если он будет ехать по шоссе, то не заплутается. Вы же на Пятьдесят втором. Переедете через реку у Сент-Клауда и так и держитесь Пятьдесят второго.

– Разве Соук-Сентр тоже на Пятьдесят втором?

– А где же еще? Вы, наверно, нездешний, если плутали в Миннеаполисе. Мне завяжи глаза, я там не заплутаюсь.

Я сказал несколько раздраженно:

– А в Олбани, а в Сан-Франциско?

– Я там сроду не был, но ручаюсь, что все равно плутать не буду.

– Я была в Дулуте, — сказала официантка. — А на Рождество поеду в Су-Фоле. У меня тетка там живет.

– Разве в Соук-Сентре у тебя никого нет? — спросил повар.

– Как нет — есть, да ведь это недалеко отсюда. А хочется подальше, вот как он говорит — Сан-Франциско. Брат у меня служит во флоте. Они сейчас в Сан-Диего. А у вас есть кто-нибудь в Соук-Сентре?

– Нет, просто хочу посмотреть город. Это родина Синклера Льюиса.

– А-а, да! Там есть такая вывеска. Туда многие ездят вот так же, посмотреть. А городу от этого прибыль.

– Он первый мне рассказал про эти места.

– Кто?

– Синклер Льюис.

– А-а, да! Вы с ним знакомы?

– Нет, только читал.

Еще секунда, и она бы спросила: «Что?» Но я пресек ее:

– Значит, переезд у Сент-Клауда и дальше по Пятьдесят второму?

Повар сказал:

– По-моему, этот, как его… там больше не живет.

– Да, я знаю. Он умер.

– В самом деле?

Да, действительно, в Соук-Сентре была доска с надписью: «Здесь родился Синклер Льюис».

Я почему-то не стал задерживаться в этом городе и сразу свернул на шоссе 71, к Уодене. Скоро совсем стемнело, а я все еще ехал и ехал, стараясь поскорее добраться до горда Детройт-Лейкса. Передо мной неотступно стояло лицо — худое, сморщенное, как яблоко, слишком долго пролежавшее в бочке, и на этом лице была печать одиночества, мучительной тоски одиночества.

Я был с ним не так уж близок, а в те дни, когда он шумел и слыл «красным», и вовсе его не знал. В последние годы жизни он несколько раз звонил мне, приезжая в Нью-Йорк, и мы с ним завтракали в «Алгонкине». Я называл его мистер Льюис и мысленно до сих пор так называю. Пить он уже не мог и от еды тоже не получал удовольствия, но глаза его то и дело поблескивали сталью.

Я прочел «Главную улицу» еще в школе и до сих пор помню, с какой яростью накинулись на эту книгу в его родных местах.

Навещал ли он их впоследствии?

Да, изредка, проездом. Хорош только тот писатель, которого нет в живых. Тогда он никого больше не всполошит, никого больше не разобидит. В последнюю нашу встречу мне показалось, будто он совсем ссохся. Он говорил тогда: «Что-то холодно. Все время знобит. Я уезжаю в Италию».

И уехал, и умер там, и не знаю, правда это или нет, но говорят, что умирал он в полном одиночестве. А теперь он пригодился своему родному городу. Привлекает туда туристов. Теперь он хороший писатель.

Если бы в Росинанте хватило места, я погрузил бы в него все сорок восемь «Путеводителей по штатам Северной Америки» издания WPA.[23]У меня их полный комплект, а ведь некоторые тома — библиографическая редкость. Если не ошибаюсь, Северная Дакота напечатала только восемьсот экземпляров, а Южная — около пятисот. Эти сорок восемь томов представляют собой наиболее полный обзор Северо-Американских Соединенных Штатов, выпущенный под одной маркой, и с ним пока что нельзя сравнить никакое другое справочное издание. Его составителями в годы кризиса были лучшие писатели Америки, которые находились в кризисном положении даже более тяжком, чем какая-либо другая общественная прослойка — если только это возможно, — но в то же время сохраняли неугасимую в человеке инстинктивную потребность утолять голод. При поддержке WPA рабочие опирались в те годы на свои лопаты, писатели — на свои перья. Но эти путеводители вызывали ярость тех, кто стоял в оппозиции к мистеру Рузвельту. В результате некоторые штаты выпустили всего по нескольку экземпляров, а потом матрицы уничтожили, о чем можно только пожалеть, так как эти справочники — кладезь систематизированных, документально обоснованных, изложенных хорошим языком сведений по геологии, истории и экономике нашей страны. Возьмем, например, меня: будь при мне эти путеводители, я бы нашел в них город Детройт-Лейкс, штат Миннесота, и узнал бы, почему ему дали такое название и кто и когда его так окрестил. Поздно вечером я остановился на ночь неподалеку от Детройт-Лейкса, то же самое сделал и Чарли, но я знаю об этом городе не больше того, что известно ему.

На следующий день одно мое желание, которое я лелеял давным-давно, расцвело пышным цветом и принесло плоды.