Саги огненных птиц - Анна Ёрм

Серая с синим отливом вода шумела, маня и приветствуя. Берег был невысокий, а из серого песка и гальки торчали камни, большие и малые, целыми грядами уходившие в море. То там, то тут прорастали пучки высокой и пушистой травы, чудом уцелевшие на обычно людном месте. По левую руку, там, где берег набирал высоту, трава была гуще, а за стеной, вросшей в воду, верно, начинался настоящий лес. К песку жались длинные змееподобные деревянные пристани, на которых сидели убежавшие от работы мальчишки да сторожа кораблей, перебрасывающиеся друг с другом громкими словами. Вдоль берега были вбиты широкие брёвна, от чего вода в заливе выглядела как налитая в корыто. Судна покачивались на мелких волнах, и оказалось их так много, что морскую даль нельзя было рассмотреть. Чуть дальше пристаней в воде торчал невысокий прореженный частокол, из-за чего берег казался пастью морского чудовища, в чью глотку набились корабли.

В черепе Имира тускло светило солнце, пробивая лучами густые сонливые облака. Ингрид глубоко вздохнула полной грудью, и воздушный поток принялся играть её волосами, слегка подбрасывая их.

Слышались крики чаек, но их суетливый гомон был куда приятнее человеческих голосов. Прямо над головами пролетела гигантская птица, рассекая сильными крыльями воздух, и Ингрид проводила её взглядом, в котором читалась зависть вперемешку с бессильной злобой. Чайка заголосила, будто бы приглашая полететь за собой, и Ингрид отвела глаза.

Она присела на один из камней, разулась. Босыми ступнями зачерпнула песок, и сладостный выдох невольно вырвался из её груди. Ингрид прикрыла от наслаждения глаза. Не было для неё в этот момент ни Ситрика, ни преследующей стражи, ни сквернословящих мореходов, ни самого города. Всё ушло в синюю водную пустоту и лёгкий, ненавязчивый шум.

У реки её был свой голос – море же говорило иначе. Ингрид прислушивалась к его едва различимому шуму. Это был глубокий голос, похожий на речь её отца. Он не звенел девичьим смехом и бубенцами, а шептал мягко, певуче. Недоставало лишь звука кантеле.

Ингрид зажмурилась, прогоняя непрошеную слезу. Злоба, точившая её, но питаемая ненавистным видом Ольгира, была ничто в сравнении с грустью по доброму старику Хауку. Ему, верно, совсем плохо без дочери…

Ситка тихонько присел на камень неподалёку, стараясь не потревожить хрупкий покой тролльей принцессы. В руках его уже возникла иголочка, которой он царапал по воску, рисуя что-то мелкое. Кончиком он поддевал стружку и возвращал её обратно на поверхность. Ингрид, чуть приоткрыв глаза, принялась с интересом наблюдать за делом аколута. Он согнулся над дощечками, как молодая берёзка на сильном ветру. Не сумев рассмотреть его чертёж, Ингрид поднялась и пошла к воде, бросив башмаки и вязаные чулки на камень. Ей не терпелось поздороваться с морем, и она запрыгнула на торчащие из воды скользкие брёвна.

– Эй, никса, ты что, нырять собралась? – вдруг окликнул её Вигго, и Ингрид вздрогнула от неожиданно прозвучавшего голоса. – Возвращайся давай, не хотим, чтобы ты утопла.

Она обернулась и зло посмотрела на мужчин. Ингрид и думать забыла про хускарлов.

– Я хочу попробовать воду, – сухо проговорила она и упрямо двинулась в сторону моря.

Но не успела она коснуться пальцами воды, как на её плечо легла тяжёлая рука одного из воинов. Ингрид увернулась, и подолы её одежд взвились вверх рассерженным вихрем – так тонки и легки были дорогие ткани.

– Чего тебе?

Рядом с ней оказался Рыжебородый.

– Говорю же, будет плохо, если ты утонешь. Так что давай мочи ножки и выходи на берег.

Ингрид посмотрела под ноги. Море совсем близко лизало столбцы, но присутствие хускарла угнетало, отчего вода показалась Ингрид протухшей. Она с сожалением скривила губы и пошла назад к камню, где сидел Ситрик, напряжённо наблюдавший за ними. Рыжебородый хмыкнул.

– Что, принцесса, холодна водица?

– Уж всяко теплее, чем у тебя в голове, где нет ни одной мысли, – раздражённо прошептала она, но Кнуд не услышал её слов.

Ингрид бросила быстрый взгляд на Ситрика.

– А ты чего тут расселся? Вставай да пошли назад. Нечего тут делать.

Аколут принялся растерянно собирать свои вещи в сумку. Хускарлы стояли неподалёку да посмеивались. Ингрид изо всех сил делала вид, что их слова не касаются её, да только её оторопь давала им ещё больше поводов для насмешек.

Их хохот звоном отдавался в её голове весь день, вытеснив прекрасный голос моря. А вместо вскриков чаек она слышала, как глупо судачат о ней городские женщины, рассуждая о том, на какого зверя она походит больше.

Ингрид была полностью сбита с толку, а потому, когда на следующее утро в дверь её покоев снова мягко постучали, она смолчала, будто пыталась обмануть пришедших, внушая, что никого тут нет.

– Ингрид, это я. – Она узнала голос Ситрика. – Мне нужно тебе кое-что рассказать.

Она не отвечала.

– Это очень важно, так что я не хочу, чтобы это слышал кто-то ещё. Будет лучше, если ты хотя бы приоткроешь дверь.

Ингрид спустилась с сундука, на котором сидела, поджав под себя ноги да обдумывая своё. Она отперла дверь, оставив небольшую щель, и увидела взволнованное лицо Ситрика. Глаза его горели.

– Я хотел сказать, что Кнуд и Вигго уехали куда-то по поручению Ольгира.

– Он здесь? Он приехал?

– Нет. Он ещё не возвращался, – сказал Ситрик и сбивчиво продолжил: – Дело в том, что никто, кроме Кнуда, Вигго и самого Ольгира, не знает, что за тобой надобно следить так, будто ты заложница.

– Почему это «будто», – холодно заметила она, и Ситрик удивлённо хлопнул ресницами.

– Послушай же. – Их взоры встретились, и он улыбнулся краешками губ. – Стража у ворот пропустит тебя, если ты будешь вместе со мной. Они знают меня, и я готов поручиться перед ними. Да, нас не выпустят из города, но и того хватит. Я могу отвести тебя вновь на пристань или же к реке.

– Ты хочешь мне помочь? – В голосе Ингрид слышалось недоверие.

Она ещё не знала, чего ждать от этого мальчишки. Он был ей непонятен. Кажется, хускарлы Ольгира тогда посмеивались не только над ней, но и над Ситриком. Он был гораздо более странным и чужим среди людей Большого дома, чем она сама, но это было всё, что Ингрид успела о нём понять.

– Я не хочу, чтобы ты томилась здесь, тогда как Ольгир разрешил