Век Екатерины. Заговорщики у трона - Иван Саввич Брыкин

чего относиться он стал к Екатерине Алексеевне с величайшею холодностью и слюбился в пику ей с дочерью графа Воронцова.

Когда до скандала дело дошло, государыня Елизавета Петровна за границу Салтыкова отослала с поручением, но брак Петра Фёдоровича с Екатериной Алексеевной вконец расстроился. Вот тут-то и пошло и поехало: Екатерина Алексеевна плотским соблазнам отдавалась, как прямая вавилонская блудница. Не буду в сии подробности вдаваться, о них много охотников языком потрепать имеется, а я умолчу… Поразительно, однако, что, блуду без стыда предаваясь, она в то же время о добродетели не переставала говорить и испорченность нравов весьма осуждала…

Что ещё о ней прибавить? Вот, я говорил, что платья скромные Екатерина Алексеевна носила — да, носила, однако до роскоши была жадна: особенно самоцветами прельщалась, адамантами чистейшей воды и лазоревыми яхонтами. Они на её пуговицах, на шляпках, на туфельках и прочем гардеробе изрядно нашиты были, а ещё она на них в карты играла: самый маленький такой камушек шёл в сто рублей, когда жалование солдата семь рублей в год составляло, а я по должности своей тридцать рублей в год получал.

* * *

Однако всё это были цветочки, ягодки пошли, когда Екатерина Алексеевна престол заняла и единолично править стала. В ту пору поехал я в Петербург по неотложной надобности. Измайлово наше вовсе в запустении находилось: государыня Екатерина Алексеевна его не жаловала, новые дворцы для себя строила, а древними прославленными пренебрегала: даже Кремль ломать при ней начали было для постройки новых царских хором.

Стало быть, приехал я в Петербург, дабы просить деньги на содержание Измайлова и тем избежать полного его разрушения. Ждать, пока государыня меня до себя допустит и выслушает, пришлось значительное время; счастье, что был я, благодаря милостивому покровительству Василия Шкурина, камердинера Екатерины Алексеевны и моего давнего знакомца, определён на постой и кормление в царский дворец на берегу реки Невы.

Насмотрелся и наслушался я там немало: кое-кто из слуг меня прежде помнил и со мною откровенничал, а кое-что и сам наблюдал. Прелюбодейство здесь прочное жилище себе нашло: через спальню Екатерины Алексеевны немало кавалеров проходило, и тех, кто отличился, государыня богато одаривала. Был случай, когда один из них, выйдя из её спальни, был произведён в генералы и получил в подарок дворец и миллион рублей на обустройство. Были и другие подобные случаи — вот так-то почестей и высокого положения тогда добивались!..

Казной государственной государыня-императрица распоряжалась для своих прихотей, как собственной, и казённые земли с крестьянами раздаривала. Диво ли, что земель не хватало, а казна пуста была; смех сказать — огромная держава российская нужду в земле испытывала, и долгах, как в шелках, запуталась! У себя-то, в немцах, Екатерина Алексеевна навряд ли могла деньги на ветер швырять — у немцев с этим строго, у них каждая полушка на счету. А у нас кто мог сказать «нет» матушке-императрице или, страшно вымолвить, запрет на её траты наложить? Лицом государыня Екатерина Алексеевна была кротка, да душой жестока: известно, что при ней с жалобщиками делали: кнут, вырывание ноздрей, клеймо раскалённым железом на лоб — и в Сибирь. Людей искалечено было при ней ничуть не менее, чем при государыне Анне Иоанновне.

Коронационный портрет Екатерины II.

Художник Ф.С. Рокотов

Недовольных властью наказывали, а власть безнаказанной была, — где тут взяться честности: от канцлера до последнего протоколиста все крали, все были продажны, а дела решались кое-как. Войны с другими странами велись, а внутри своей страны сплошное неустройство и народу стеснение; двор царский утопал в роскоши, и все приближенные к государыне так же, а народ жил скудно и бедно. Чему же удивляться, что появился злодей Пугачев и прельстил своими обещаниями простой люд?..

Ты, должно быть, знаешь, что дед твой с материнской линии Иван Кондратьев со всем своим семейством и матерью твоей среди прочих едва жертвой пугачёвцев не сделался? Он тогда в Казанской губернии проживал, а Пугачёв к Казани со своим войском приблизился. Чуть было не схватили дедушку твоего злодеи, но собственные же крестьяне за радение о них его вывезли и тем от лютой расправы спасли. Приехал он тогда с домочадцами к нам в Измайлово и много чего о Пугачеве рассказал: не разбирался тот, кто хорош был с народом, а кто плох, — всё чиновничество и дворянство поголовно истреблял.

Вот плоды правления государыни Екатерины Алексеевны, вот до какого озлобления народ доведён был! Не дай Бог такое увидеть снова, — хуже светопреставления…

* * *

А встречи с государыней-императрицей я всё-таки дождался.

— А, Иван Саввич! Хранитель и страж измайловский! Как же, помню тебя, — сказала государыня, подавая мне ручку для поцелуя. — Покойная императрица Елизавета Петровна весьма твоё усердие ценила.

— И я вас помню, ваше царское величество, — отвечал я.

— Вот и спасибо, что помнишь бедную вдову, — государыня тут улыбнуться изволила. — Какая нужда привела тебя ко мне?

Я стал ей рассказывать про наши беды, о том, как Измайлово захирело. Она слушала вполуха, продолжая улыбаться.

— Скажи, Иван Саввич, — вдруг спросила государыня, когда я закончил, — правда ли, что императрица Елизавета Петровна тайно обвенчалась с графом Разумовским и от этого брака дитя на свет появилось?

Тут взгляд её сделался таким цепким и пронизывающим, что у меня мороз по коже пробежал. Однако я собрался с духом и ответил со спокойствием:

— Ваше царское величество, я человек маленький, от тайн государственных далёкий. Извольте расспросить тех, кто по высокому своему положению всё видеть должен.

Государыня не сводила с меня глаз и молчала, молчал и я. Тогда она опять улыбнулась и сказала:

— Вижу, что скромность твоя усердию не уступает, что всяческой похвалы достойно. Вот на таковых честных и верных слугах Отечество наше держится и всё более процветает на радость друзьям нашим и на страх врагам… По делу же твоему подай прошение в канцелярию, как этого закон требует, а я перед законом менее тебя значу: он мой всевластный господин.

Этим мой разговор с государыней Екатериной Алексеевной завершился. Прошение я подал, но ответа не последовало — и не мудрено: Василий Шкурин сказывал, что тридцать тысяч дел в канцеляриях нерешёнными лежат. Зато по возвращении в Москву благодарственный респект я от государыни получил, где назван был «попечительным и усердным слугой всемилостивейшей государыни и прямым сыном Отечества».

* * *

Сына государыни Екатерины, государя-императора Павла Петровича разговора я удостоился единственный раз, когда в Москве после коронационных торжеств сей государь московских облечённых