Обольстительная герцогиня - Эмили Брайан

Дважды постучав дверным кольцом, он не получил ответа и начал барабанить кулаками по весьма впечатляющей двери дома. Через несколько секунд его уже приветствовал дворецкий.

– Здравствуйте, Катберт, хорошее утро, верно? – сказал он со своим лучшим деревенским акцентом. Он добродушно улыбнулся, надеясь обмануть орлиный взор дворецкого и продолжить притворяться Томасом Доверспайком до тех пор, пока это не поможет, ему пробраться в студию герцогини.

– Весьма, сэр. – Истинный джентльмен слегка наклонил голову. – Пожалуйста, следуйте за мной.

Дворецкий развернулся и пошел в противоположном направлении от студии.

– Мне в другую сторону, сэр, – заявил Тревелин. – Я пришел к ее светлости.

– Все верно, мистер Деверидж. – Катберт, по-прежнему шагавший величественной походкой, даже не замедлил шаг. – Мадам дала четкие указания относительно вас, сэр. Пройдите сюда, пожалуйста.

Значит, она открыла дворецкому его истинное имя. Теперь очевидно, что все пропало. Тревелин плелся за Катбертом по пустому залу, где не осталось и следа от продолжавшегося до поздней ночи праздника. Они миновали холл, на стенах которого висели коллекция оружия и портреты всех прежних герцогов Саутвик. Когда Тревелин проходил мимо портретов, ему казалось, будто герцоги из далекого прошлого укоризненно смотрят на него.

Катберт на секунду остановился перед застекленными дверьми, ведущими в ярко освещенную комнату, и бросил на Тревелина уничтожающий взгляд. Дворецкий был слишком хорошо воспитан, чтобы озвучить свое мнение о Тревелине, но его ледяное презрение явно говорило, что тот не оправдал возложенных на него надежд. Трев задумался, что именно Артемизия открыла своему дворецкому, а что он вывел из собственных наблюдений.

Неудивительно, что слуги всегда являлись лучшим источником информации в любом доме.

Дворецкий легонько постучал в дверь, и Тревелин услышал, как нежный голосок Артемизии произнес: «Заходите».

Эта комната оказалась точной копией студии на другом конце огромного дома. Окна от пола до потолка заполняли все пространство утренними солнечными лучами. Но без запахов красок и мелков, которые были неотъемлемой частью рабочего процесса, комната казалась непривычно пустой. Вместо запаха масляной краски и холстов в комнате витали аромат лаванды, слегка затхлый запах бельгийского кружева, и, конечно, он ощущал ее собственный, ни на что не похожий запах.

Герцогиня сидела на одной из парных кушеток со своими котами. Кастор выглядывал из-под ее юбок, а Поллакс терся о ее бедро. На коленях лежала открытая книга, а к сочным губам герцогиня поднесла фарфоровую чашку.

Трев привык видеть герцогиню в испачканном краской фартуке, всю в работе. Костюм индийской принцессы прошлым вечером выставил Артемизию в экзотическом и необыкновенно притягательном свете, а полностью обнаженная, она была самым прекрасным из того, что он когда-либо лицезрел. Однако Тревелин абсолютно не был готов к тому, что Артемизия предстанет перед ним в образе «английской розы».

Она была одета по последней парижской моде, скромно, но элегантно. Линии платья подчеркивали все изгибы ее тела, на грудь был скромно наброшен полупрозрачный платок. Изящная нитка жемчуга обвивала шею, брошь с драгоценными камнями была приколота слева на лифе платья. Она выглядела герцогиней до кончиков ногтей, и он понимал, что он выглядит попрошайкой со Флит-стрит.

– Доброе утро, мистер Деверидж. Прошу вас, садитесь. Может быть, хотите чаю? Катберт может принести свежее печенье, если хотите.

– Нет, благодарю вас, это лишнее. Я бы просто выпил чаю. – Он ожидал бурных упреков и обвинений, но только не такую холодную учтивость. Он неловко уселся на вторую софу и заметил едва заметные следы усталости под зелеными глазами. У него появилась надежда, что не один он потерял сон прошлой ночью.

– Это все, Катберт, – сказала герцогиня твердо.

– Очень хорошо, мадам. – Дворецкий быстро поклонился, а потом добавил фразу, которая явно предназначалась для Тревелина: – Я буду рядом, и вы сможете позвать меня, если вам что-то понадобится.

Он закрыл за собой двойные двери. Тревелин не сомневался, что Катберт остался стоять у замочной скважины, готовый защитить госпожу от малейшей угрозы.

– Ларла… – начал он.

– Мистер Деверидж, я не помню, какой чай вы предпочитаете, – перебила его Артемизия, дав ему резкий отпор. Значит, во время этой беседы не будет никаких, тайных имен. – Один кусочек сахара или два?

Взгляд, который она на него бросила, наливая горячий чай в чашку, показывал, что она с большим удовольствием распилила бы его на кусочки.

– Два, пожалуйста, – ответил Тревелин и мысленно воззвал к небесам. Как он сможет преодолеть эту пропасть, созданную ее нарочито безупречными манерами?

Артемизия бросила два кусочка сахара в темную жидкость и начала помешивать с едва скрываемой злобой.

– Большое спасибо. – Трев принял чашку и блюдечко из ее бледной руки. У него даже мелькнула мысль, не решила ли она вместо сахара положить стрихнин.

Он поднес чашку к губам и сделал глоток. «Пока что все в порядке».

– Хотел поговорить о произошедшем прошлым вечером, – сказал он, не зная, как начать разговор.

– Балы-маскарады часто наполнены всевозможными причудами, – сказала Артемизия холодно, будто бы вела светскую беседу о погоде. – Прошлый вечер был полон всевозможных сюрпризов, разве не так?

– Никто не был вчера удивлен больше меня.

– Позвольте усомниться в ваших словах, – ответила Артемизия, в голосе которой прозвучали ядовитые нотки.

– Мадам, я не представлял себе, что отец планировал сделать такое заявление.

– В это я могу поверить, – сказала герцогиня, – слишком дурной тон соблазнить старшую сестру в тот же вечер, когда собираетесь присягнуть в верности младшей. В конце концов, необходимо сдерживать себя.

– Я не давал никаких обещаний вашей сестре. – Трев с раздражением провел рукой по волосам. – Этот план придумали ваша матушка и мой отец, Бог знает зачем. Клянусь небесами, одним-единственным танцем исчерпывается все мое общение с девушкой. Поверьте, я едва знаком с этой крошкой.

Герцогиня с неодобрением подняла одну бровь.

– Осторожнее, мистер Деверидж. Вы говорите о моей горячо любимой сестре.

– Я понимаю это и не хочу высказать неуважение к ней, но, пожалуйста, поверьте мне, я ничего не подозревал о предполагаемой помолвке. – Он поставил фарфоровую чашку и блюдце на низкий, инкрустированный слоновой костью столик между ними. – У меня нет намерения жениться. Никогда. Ни на вашей сестре, ни на ком другом.

По ее лицу проскользнула тень, и на какую-то долю секунды ему показалось, будто бы она ожидала от него другого ответа, какого-то признания. Учитывая ту близость, которая возникла между ними – он до сих пор ощущал ее в своих объятиях, – было бы неудивительно, если бы она ожидала от него предложения руки и сердца. Какая-то его часть хотела бы сделать это, осознал он с удивлением, если бы не его секретная работа Несправедливо ожидать от женщины, что она станет понимать и мириться с риском, который он решил на себя взять.