Как Брежнев сменил Хрущева. Тайная история дворцового переворота - Леонид Млечин

«Никакой внезапности нападения гитлеровских войск не было, — считал Жуков. — О готовящемся нападении было известно, а внезапность была придумана Сталиным, чтобы оправдать свои просчеты… С первых минут войны в верховном руководстве страной в лице Сталина проявилась полная растерянность в управлении обороной страны, использовав которую противник прочно захватил инициативу…

У нас не было полноценного Верховного командования. Генеральный штаб, Наркомат обороны с самого начала были дезорганизованы Сталиным… Он, не зная в деталях положения на фронтах и будучи недостаточно грамотным в оперативных вопросах, давал неквалифицированные указания… Сталин принуждал представителей Ставки Верховного Главнокомандования и командующих фронтами проводить наспех организованные операции, без достаточного материального и технического их обеспечения, что приводило к чрезмерно большим потерям… Можно привести еще немало отрицательных фактов из оперативного творчества Сталина, чтобы оценить, чего стоят на самом деле его полководческие качества и «военный гений».

Когда Фурцева станет министром культуры, ее подчиненные станут вырезать кадры с Жуковым из всех документальных фильмов. Гвардии полковник в отставке Савелий Кононович Храбровицкий написал в ЦК:

«9 мая, в День Победы, демонстрировались по телевидению хроникально-документальные фильмы. Я был поражен, когда увидел, что сделали деятели кино с историческими документами об истории Великой Отечественной войны.

Вы, конечно, помните кинохронику, запечатлевшую для истории момент капитуляции немецко-фашистской армии и подписание акта о капитуляции. Маршал Жуков приказывает ввести командование немецко-фашистской армии во главе с Кейтелем, зачитывает им акт о безоговорочной капитуляции, затем приказывает увести Кейтеля. Акт о капитуляции утверждает маршал Жуков, а англо-американские представители скрепляют акт своими подписями.

Что же сделали деятели кино с этим историческим кино документом? Вырезали из фильма кадры, в которых показано советское командование, и получилось невероятное: капитуляцию приняла не Советская армия, а англо-американцы, ибо советской делегации в этом фильме нет, ее просто выкинули, вероятно, потому, что ее возглавлял Г. К. Жуков».

XXII съезд в 1961 году запомнился стране принятием новой программы партии, в которой ставилась задача построить за двадцать лет коммунизм. Причем глава партии считал задачу вполне достижимой.

Конечно, Никита Сергеевич слишком давно состоял в высшем эшелоне власти и отдалился от реальной жизни. Он, собственно, и денег давно в руках не держал.

Когда он пригласил югославского лидера Йосипа Броз Тито в Москву, то во время переговоров предложил прогуляться по городу. Начальник 9-го управления КГБ генерал Николай Степанович Захаров приказал перекрыть движение автотранспорта на улице Горького и расставил своих людей. Во время прогулки высокие гости зашли в кафе-мороженое. Угостились, и Хрущев обратился к начальнику охраны:

— Захаров, у тебя есть деньги? Расплатись, пожалуйста, а то у меня денег нет.

Тем не менее Никита Сергеевич представлял себе, как скудно живут люди, которые сами за себя расплачиваются.

— Я был лучше обеспечен в дореволюционное время, работая простым слесарем, — вспоминал Никита Сергеевич. — Зарабатывал сорок пять рублей при ценах на черный хлеб две копейки, на белый — четыре копейки, на фунт сала — двадцать две копейки, яйцо стоило копейку, ботинки, самые лучшие «Скороходовские», — до семи рублей. Чего уж тут сравнивать? Когда я вел партработу в Москве, то и половины того не имел, хотя занимал довольно высокое место в общественно-политической сфере. Другие люди были обеспечены еще хуже, чем я. Но мы смотрели в будущее, и наша фантазия в этом отношении не имела границ, она вдохновляла нас, звала вперед, на борьбу за переустройство жизни…

Когда речь шла о практических делах, он не витал в облаках. Говорил с горечью:

— Люди живут в подвалах, а некоторые даже и без подвалов, неизвестно, где они ютятся, а мы уже говорим о том, что надо строить, учитывая будущее коммунистическое общество. Черт его знает, как мы тогда будем строить, я сейчас еще не знаю.

Но веру в возможность переустройства жизни на более справедливых началах он сохранил и в конце жизни, когда рядом с ним остались только прожженные циники.

Невестка Микояна, Нами Микоян, вспоминала, как к Анастасу Ивановичу приезжал его свояк — академик Арзуманян. Экономист Анушаван Агафонович Арзуманян стал первым директором Института мировой экономики и международных отношений, созданного в 1956 году. Нами спросила академика, действительно ли к восьмидесятому году будет построен коммунизм?

Арзуманян честно ответил:

— Конечно нет, это нереально. Но Хрущев не хочет слушать, и мы вынуждены писать так, как он хочет.

Никто тогда не выразил сомнений. Напротив, все наперебой поздравляли Никиту Сергеевича с принятием программы построения коммунизма. На XXII съезде Михаил Александрович Шолохов пропел осанну Хрущеву и предложенной им программе построения коммунизма:

— Когда мы принимаем новую программу нашей ленинской партии, сама жизнь наша, жизнь всего советского народа стала исполненной как бы особого и нового звучания… Как не сказать идущее от всего сердца спасибо главному творцу программы — нашему Никите Сергеевичу Хрущеву!

Зал бурно зааплодировал.

— Я бы сказал вам, дорогой Никита Сергеевич, и более теплые слова, — продолжал Шолохов, — но личная дружба с вами, мое высокое уважение к вам, понимаете ли, как-то стесняют меня, в данном случае служат явной помехой…

Хрущевские лозунги нисколько не смущали автора «Тихого Дона». Его раздражали коллеги-писатели, которые живут в столице и, следовательно, настоящей жизни не знают:

— Как может писатель, типичный горожанин, что-либо посоветовать в производственном вопросе, скажем, опытному председателю колхоза… Писатель, пишущий о колхозниках или людях совхоза, по-моему, должен обладать знаниями в области сельского хозяйства не ниже уровня хотя бы участкового агронома…

Шолохову, выступая, резонно возразил Твардовский:

— Само по себе географическое место жительства писателя еще ничего не решает.

Он оспорил представление о Москве как о «неком Вавилоне… как бы противостоящем праведной жизни». Заметил, что Москва — «богатейший объект изучения жизни во всех ее сложнейших переплетениях».

Твардовский — единственный, кто говорил на съезде о том, что сталинское наследство не преодолено, что лакировочная псевдолитература продолжает существовать, а ведь «читатель нуждается в полноте правды о жизни». Аплодировали ему, пожалуй, меньше других ораторов. Наверное, потому, что делегаты съезда слышали непривычные и непростые для них слова и мысли.

Иностранные делегации, отправляясь в Москву, полагали, что съезд сведется к прославлению хрущевских достижений. Вместо этого Никита Сергеевич устроил настоящее землетрясение — новое, более основательное наступление на сталинизм. На съезде звучала беспрецедентная критика по адресу Сталина и сталинизма. На трибуну поднимались репрессированные коммунисты. Хрущев фактически обвинил Сталина в убийстве Кирова.