Кондитер - Татьяна Коган

Она глядит на меня, в ее глазах растерянность и зарождающийся страх. Она узнает симпатичного водителя, и в первые секунды не может сложить два и два. Ее девичье воображение рисует любые картины, кроме реальной. Мозг еще не готов поверить в то, что это не глупый розыгрыш или недоразумение. Убежден: она даже допускает мысль, что влюбленный джигит похитил ее, дабы жениться. Тупоголовая куколка.

Я смотрю на нее пристально, давая ей возможность прочитать в моем взгляде свое будущее. Аманда оказывается смышленой, и почти сразу подозревает что-то очень, очень плохое. Озирается по сторонам, видит второго мужчину – безучастного и спокойного, и на мгновение ее напряженные плечи расслабляются. Однако цепь на ноге А-11 тут же заставляет ее в ужасе повернуться ко мне. Вот так, детка, да. Ты уже догадываешься, правда?

– Кто ты? – она моргает, быстро-быстро, в попытке удержать подступающие слезы. – Почему я связана? Что происходит?

Я молчу. Вопросы неправильные.

Аманда сглатывает подступивший к горлу комок.

– Что… Что ты собираешься сделать со мной?

Ах ты моя крошка. Вот теперь вопрос правильный. Я награждаю Аманду уже знакомой ей обольстительной улыбкой. Только теперь моя улыбка не возбуждает ее, а заставляет в ужасе отшатнуться.

Я смотрю, как она дергается в попытках разорвать путы, в отчаянии глядит на дверь, надеясь, что поблизости окажется спаситель и прибежит к ней на выручку. Нет, детка. Я и есть твой спаситель. Но прежде, чем я освобожу тебя от оков твоего бренного тела, тебе придется немножечко пострадать. Я шучу. Пострадать придется по-взрослому. На полную катушку. Все-таки здесь двое половозрелых, активных мужчин. А как ты хотела?

Я стягиваю свитер вместе с рубашкой и отбрасываю их к стене. В подвале немного прохладно, но я скоро согреюсь. Разминаю шею, вращаю плечами, готовясь к выступлению, как боксер на ринге. Сегодня мне нужно превзойти себя, чтобы впечатлить взыскательного зрителя.

Я поднимаю с пола нож, которым резал пленку, и выразительно смотрю на Аманду. Ну что, крошка, повеселимся?

Она кричит. Наконец-то. Я издевательски медленно приближаюсь к ней, и от ее воплей у меня дрожат барабанные перепонки. У нее чертовски громкий голос, прямо удивительно.

Крик обрывается, когда первые капли крови брызгают на клеенку. Зверь внутри меня, пребывавший в спящем режиме, мгновенно просыпается и открывает пасть. Я не сдерживаю его. Вперед, дружок, доставь себе удовольствие. Но прибереги немного угощения для нашего дорогого гостя.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем я решаю передохнуть. Аманда валяется на полу поломанной куклой, дышит часто, но сознание не теряет. Выносливая попалась девчонка. Мне хочется умертвить ее прямо сейчас, но мысль о том, что А-11 остается безучастным, отвлекает меня, ослабляет кайф.

Я подхожу к нему, останавливаясь на безопасном расстоянии, и внимательно вглядываюсь в его лицо. У моего идола снова непроницаемое выражение, которое я успел люто возненавидеть.

– Тебе скучно? – еле контролирую, чтобы мой голос не дребезжал от натуги. – Не хочешь присоединиться?

– Я пасс, спасибо, – отвечает он с невозмутимым видом.

Я стискиваю челюсти с такой силой, что еще немного и раскрошу собственные зубы. Как же этому мудаку удается одной фразой все испоганить? Я, однако же, не оставляю попыток докопаться до истины.

– Почему? Тебе не нравится девчонка? Или то, что я с ней делаю?

– Ты орудуешь, как мясник за прилавком, – А-11 позволяет себе легкую гримасу отвращения. – Что в этом может нравиться? И ради чего?

– Ради того, что это весело и возбуждает.

– Меня не возбуждает.

Я бью кулаком в стену, оставляя на клеенке кровавый отпечаток. Это не моя кровь.

– Как же нет? Ты точно так мучил своих жертв…, – я осекаюсь. – Пардон, «воспитывал невест». В чем разница? В антураже? В фантазии, которую ты должен выпестовать, прежде, чем приступить к делу и позволить себе расслабиться?

– Я тебе говорил, в чем разница.

А-11 так непоколебимо спокоен, что я начинаю терять самообладание. Черт. Не хотел бы я оказаться на месте его жертв. Одно дело, когда тебя бьют головой о стену – физическая боль проста и незамысловата, даже к сильной боли можно приспособиться. А вот когда твою голову выворачивают наизнанку, находят уязвимые места и методически, со знанием дела, воздействуют на них – приспособиться почти невозможно.

Я сдаюсь и поднимаю руки:

– Ладно, твоя взяла. Мне сложно понять, что именно движет тобой. Я тоже не прав, что наседаю. Оставлю вас вдвоем, если тебе неловко забавляться при свидетеле. Делай с ней, что хочешь.

Я перетаскиваю Аманду ближе к А-11, откуда он может достать ее, а сам поднимаюсь по лестнице на первый этаж. Запираю дверь на замок и, упершись спиной в косяк, со стоном сползаю на пол. Меня разрывает от эмоций и неудовлетворенных желаний. Мне хочется изнасиловать Аманду на глазах у А-11, хочется увидеть в его глазах если не восхищение, то хотя бы понимание. Меня бесит, что я, как сопливый ребенок, ищу его одобрения. Почему он все усложняет, зачем постоянно остается в образе? Неужели то, что он сейчас демонстрирует – и есть его истинное лицо?

Да, он тот еще психопат, и тараканов у него побольше, чем у меня, но кровь в его артериях такая же красная, как у всех людей, и процессы в мозгу те же самые. Пусть он прикидывается ледяной глыбой, но не бояться в его положении не реально. Он должен беспокоиться, поскольку находится в уязвимом, зависимом положении. Именно я управляю ситуацией! И я вытащу из него чертову правду.

Я бубню себе под нос эту мантру, пытаясь приглушить сводящее с ума возбуждение. С Амандой я почти довел себя до кульминации и теперь меня рвет на части от необходимости завершить начатое и получить разрядку. Я борюсь с искушением снова ворваться в подвал и перерезать глотку Аманде; вместо этого я встаю, и, пошатываясь, бреду в ванную. Я долго мокну под душем, удовлетворяя себя и не получая облегчения. Мое тело работает исправно, физический оргазм не заставляет себя ждать, но он сосредоточен лишь в одной точке организма, а я хочу полновесной, всеобъемлющей эйфории, какая бывает лишь в момент убийства.

На мгновение меня охватывает малодушие; я боюсь, что не справлюсь с поставленной задачей и не смогу вывести А-11 на чистую воду. До упора поворачиваю вентиль с холодной водой и долго стою под ледяным водопадом, чувствуя, как постепенно, миллиметр за миллиметром, вымерзаю изнутри. Когда я уже готов отключиться от холода, закрываю кран, хватаю трясущимися пальцами полотенце и с наслаждением заворачиваюсь в него.

Экзекуция возымела действие – возбуждение немного отпустило, и я снова обретаю способность трезво мыслить. И почти сразу же меня накрывает паранойя: а вдруг в мое отсутствие А-11 приведет девчонку в чувство, подсадит ее на руках, чтобы она вылезла в окно и позвала на помощь?

Быстро натягиваю штаны, бегу в коридор, едва не спотыкаясь, выскакиваю на улицу. Останавливаюсь напротив подвала и начинаю нервно хихикать. Окошки такие узкие, что через них не пролезет даже такое хрупкое существо, как Аманда. К тому же, на них узорные решетки.