Дочь лучшего друга - Тиана Тесса

Мама смотрит внимательно, а потом вдруг улыбается. Отводит глаза к окну и говорит:

— Мы поженились, потому что я забеременела. Это сейчас многие не видят в этом проблемы, но тогда было иначе. Я не хотела оставаться матерью-одиночкой, вот и пошла за Сашу.

От прозвучавшего имени я внезапно вздрагиваю. Вовсе, конечно, не потому что с таким трепетом отношусь к отцу, с которым общаюсь так же мало, как и с мамой. Нет, просто с некоторых пор Саша — это прочная ассоциация с Костровой. И ассоциация такая, что лучше не вдаваться в подробности.

Мать не замечает моей реакции, говорит и говорит. Я слушаю, наблюдая, как с каждым словом ей становится легче. Она словно сбрасывает мешки с песком с воздушного шара, и тот начинает радостно набирать высоту.

История, впрочем, банальная. Они жили потому, что так жили все. Отец выпивал, оба работали, чтобы хоть как-то прокормиться. И казалось, конца края этому не будет. А потом появился он. Отчим, то есть. И мама вдруг поняла, что имеет право быть счастливой.

В четырнадцать, когда родители развелись, я считал мать эгоисткой, и сейчас, слушая ее, мнения своего не изменил. Все мы эгоисты. Особенно когда дерьма хлебнём, а потом нас пряником поманят. Маме просто повезло, что ее пряник оказался на самом деле вкусным.

Когда она заканчивает, мы ещё немного сидим в тишине. Знаю, она ждет от меня, если не подобного откровения, то хоть каких-то слов утешения.

Улыбаюсь и говорю:

— Я рад, что ты счастлива, мам.

Она меня обнимает, целует в макушку. Не скажу, что между нами рухнула стена, но по крайней мере, матери стало легче. А я своё дерьмо все-таки оставлю при себе.

Остаток дня проходит как-то незаметно. Изучаю заново все документы и информацию на Чернова и Кирсанова. И все больше мне видится в этой истории двойное дно. Хотя Мот почти прыгает от радости, но меня терзают большие сомнения, что Чернов вообще слышал хоть что-то о нас от Кирсанова.

Времени остаётся не так уж и много, так что надо действовать, не зря же я тут торчу. Профукать такой объект будет обидно. Снова берусь за Чернова, он у нас ярый благотворитель, жертвует то там, то тут. В конце приписка от Вадима об открытии в больнице нового отделения, где тот непременно будет присутствовать. Ладно, товарищ Чернов, если на личную встречу к вам не попасть, пойдём на общественную.

Матвею решаю пока не говорить, предпочитая встретится с Черновым лично и без свидетелей. Не удивлюсь, что Костров бы туда со мной потащился и Кирсанова с собой прихватил. Обойдёмся без лишних глаз.

На следующий день я прихожу в офис к девяти. Накопилось всякого, плюс неплохо с Москвой связаться, изредка стоит давать пороху, чтобы не расслаблялись.

Усаживаюсь за стол, думая о том, что кофе бы сейчас не помешал, когда в дверь стучат. Я не успеваю ничего ответить, потому что следом показывается голова Матвея.

— Привет, — улыбается он, я отвечаю тем же, гадая, что привело его ко мне в такую рань.

— Вот, — заходит он, — решил в первый рабочий день сам подвезти твою помощницу.

Костров отходит в сторону, я вижу Сашу и мысленно матерюсь: как же я мог забыть об этом нелепом разговоре!



Я пытаюсь отговорить отца от его затеи отправить меня в подмогу к Борцову. Если так можно назвать мое невнятное бормотание. Ведь на его вопрос, а почему нет, я только хлопаю глазами, не зная, что сказать. По крайней мере, из того, что можно озвучить вслух.

Какая-то ирония судьбы, но папа своими руками толкает меня к очередному искушению. Я мысленно перебираю шкаф, мне хочется выглядеть завтра так, чтобы у Романа дыхание перехватило. Инна предпочитает деловой стиль во всем, и мне хочется хоть немного ей соответствовать.

Она, кстати, так и не перезванивает, и я к общению не стремлюсь. Чувство вины никуда не исчезает, оправдываю себя лишь тем, что я-то Романа поцеловала первая. Он ворвался в мои мысли до того, как я увидела их вместе… Понимаю, что это нелепые оправдания, но сейчас мне нужны хотя бы они.

Я все ещё не понимаю, что творится у меня внутри. То хочу испариться и никогда с Романом не видеться, то замираю от волнения: наша скорая встреча неизбежна.

Когда в сопровождении отца прибываю в офис, где предлагала Роману себя, чувствую, как потеют ладони. А уж встретившись с ним взглядом, хочу и вовсе упасть в обморок.

— Инна скоро подъедет, она поможет Шурочке разобраться, а вы пока пообщайтесь, расскажи в общих чертах обязанности, короче, займи ее, — слышу голос отца, отгоняя наваждение.

— Ну что ж, Шурочка, — прилетает в меня хмурый взгляд. Роман делает паузу, он никогда не называл меня этим дурацким прозвищем, и ощущение, будто он в курсе, как оно меня бесит. Хотя откуда бы ему знать? — Мне нужен ответственный сотрудник, который не сбежит от трудностей.

Роман так выделяет это "не сбежит", что я не выдерживаю и опускаю глаза.

— К тому же, ты всегда должна быть на связи. Дела могут быть срочными.

Хоть Борцов и добавляет официальные нотки, я чувствую, что он меня отчитывает за побег из его квартиры. Вчера я извелась в предположениях, его это неизвестный номер, что красуется в списке пропущенных или нет. На всякий случай сохранила, но выводы делать не спешу. Уже однажды поторопилась.

— В остальном, ничего сложного, — немного смягчает тон Роман. — Просто внимательно слушай и выполняй, что я говорю.

Киваю и невольно ухмыляюсь. Не удивлюсь, если он ещё намекнёт, что не по уставу предложения заняться сексом. Меня даже немного забавляют эти двойные смыслы, и я сдерживаю очередную улыбку. Поднимаю взгляд и натыкаюсь на темные омуты, вспыхивая моментально. Как же теперь держаться, как с ума не сойти, если Роман будет так близко?

— Шурочка очень ответственная, уверен, ты не разочаруешься в ней, — хлопает того по плечу папа. — У нее в институте пара информационных занятий на неделе и всё. В остальное время она твоя.

Отец не замечает, как я дергаюсь от этой реплики. Борцов тоже замирает.

Хотелось бы мне быть его. И теперь, когда я знаю, как мое тело реагирует на его прикосновения, хочется его ещё больше. Полностью. И не только физически.

Закрываю глаза, отгоняя сумасшествие, которое приходит в голову.

— Ну хорошо, у меня встреча, я тогда пойду. Созвонимся, — бросает Роману папа и удаляется, а я так и стою посреди кабинета, кусая губы и пытаясь сосредоточиться.

Роман молча отодвигает стул, указывая на него взглядом, а сам усаживается в кресло.

Мы какое-то время наполняем молчание неловкостью, потом Роман спрашивает:

— Есть какие-то вопросы перед тем, как я начну вводить… тебя в курс дела?

Он едва заметно запинается, и я бы не обратила внимания, но уж слишком отчетливо рисую себе желанную картинку. Роман не потому ли запнулся, что тоже?