В оковах страсти - Дагмар Тродлер

И тут мы увидели трактир. Он стоял на обочине, одноэтажный узкий дом, знавший, по всей видимости, и лучшие времена. Изгородь, которой он был окружен, покосилась, и нам с трудом удалось привязать лошадей к шатким рейкам. Оконные ставни были закрыты, однако и на улице можно было слышать громкий храп.

Герман с силой постучал в ветхую дверь. При более близком рассмотрении дом и вовсе не внушал доверия. Я схватила мальчишку за рукав.

— Герман, мы наверняка ошиблись. Это вовсе не гостиница…

Не говоря ни слова, он указал на вывеску над дверью. Красной краской кто-то изобразил на деревянной доске кружку с вином, ночной ветер трепал разорванный в клочья флажок.

Свет промелькнул в окне, потом послышались шаркающие шаги.

— Кто? — пробурчал неизвестный.

— Путники, захваченные сумерками врасплох. Мы ищем ночлега, — крикнул Герман. Дверь со скрипом отворилась. В узком проеме стояла баба в рубахе, в ночном колпаке на голове и свечой в руке. Морщины на лице и мешки под глазами придавали лицу грозный вид.

— Пошли вон! У меня нет свободных номеров, и кроме того…

— Мы ищем раненого путника, которого друзья оставили здесь, — прервала я ее и быстро сунула ей монету.

Она с удивлением посмотрела сначала на монету в моей руке, потом на нас и кивнула через дверную щель.

— Он наверху. И может, черт уже забрал его, — недовольно произнесла она. — Позаботьтесь, чтобы он исчез, мне не нужны неприятности. Как мне объяснить, откуда в моем доме труп? Заберите его. Я покажу вам, где он лежит.

Она повела нас вдоль по коридору, пахнущему чем-то затхлым. Мяукнув, моих ног коснулась кошка — я будто споткнулась о нее. Слева, в небольшом зале, на полу лежало сразу несколько человек, укрытых одеялами и громко храпевших. Кто не смог обеспечить себе койку на галерее, был благодарен и тому, что нашел местечко на ночь возле пламени разожженного огня. И, конечно, кожевница содрала с них за это хорошие деньги. Я с недоверием смотрела на ее кривую, сгорбленную спину. На кухне в нос нам ударила скверная смесь из запахов холодного капустного супа, прогорклого жира и отхожего места. За деревянной перегородкой кто-то справлял нужду. Запах экскрементов наполнил воздух. В конце коридора мы наконец увидели лестницу, ведущую на галерею.

— Он лежит там, наверху. Трое сильных мужиков затащили его туда. Вас только двое — как вы хотите стащить его вниз по лестнице? А покойники-то и вовсе тяжелые… — шепелявила себе под нос хозяйка, освещая свечой ступени. От нее исходил запах алкоголя и гниющих зубов.

Придя наверх, она открыла какую-то каморку. Мы перебрались через порог дурно пахнущего помещения, освещаемого лишь свечой хозяйки.

— Там, сзади, на соломе. Заберите его сразу. И не вздумайте копаться. Савана вы от меня тоже те получите, не ждите.

Своенравно скрестив руки на обвислой груди, она прислонилась к двери. В соломе кто-то заворочался. Я закусила губы. Тот, кто лежал там, подал признаки жизни…

— Ты звала лекаря?

Ничего не понимая, она уставилась на меня. Я напряглась, как струна. Моя цель была достигнута — мы нашли Ганса. Об этом, похоже, думала и хозяйка.

Меня охватил гнев. Я была дочерью графа — и хорошо было бы прикрикнуть на это отвратительное существо.

— Тебе же было велено позвать лекаря, где он? Мне известно, что ты берешь за это деньги!

Хозяйка медленно повернулась.

— А где мне его взять? Хозяина нет. А этот так плох, что неизвестно, доживет ли до следующего утра, — облаяла она меня. — От него у меня только лишние расходы, ничего, кроме расходов да дерьма! Забирайте его, не то позову стражников. Ведь любому видно, что это беглый раб.

Не желая более сдерживать себя, я сорвала свою накидку с плеч и бросила ее на пол.

— Кончай свою болтовню и принеси мне перевязочный материал.

— Только посмотрите, какая нежная дама, — прервала она меня и скорчила дерзкую гримасу — Чего изволите? Конечно, лучше быть любовницей бравого рыцаря, чем пропадать в нудной паутине брачных уз…

Я грубо схватила хозяйку за драную одежду.

— Будет лучше, если ты заткнешься и сделаешь то, что я скажу. Этот человек останется здесь и сегодня на ночь, а если ты попытаешься смыться из дома, мне придется убить тебя…

— Госпожа… — тихо предостерег меня Герман.

Она еще раз окинула взглядом мою одежду.

— Здесь ничего не делается даром, уважаемая фройляйн…

Я схватила свой кошелек, пристегнутый к поясу, и бросила ей еще одну монету в вырез платья. Она, поспешно скрючившись, зашарила пальцами под рубахой, чтобы поймать монетку, не дав ей упасть на пол.

— Хватит тебе этого? А теперь скройся с глаз моих. Только не оставь нас без света, а то здесь такая тьма, что не видно даже руки, поднесенной к самым глазам.

Не сказав ни слова, она отдала мне свечу и, шаркая, удалилась.

Я сделала несколько неуверенных шагов вперед. Герман молчал. Я различила соломенную подстилку, на которой лежал, как срубленное дерево, Ганс. Он был лишь слегка прикрыт тряпьем; оно, как задубевшая кожа, от грязи и крови прилипло к нему. Кровоподтеки на руках свидетельствовали о том, что раненый метался в лихорадочном бреду, не давая ранам подсохнуть и зажить. Руки его неподвижно лежали на соломе.

Потрясенная увиденным, я опустилась к ужасному ложу. Герман присел на корточки рядом. Привычным движением Герман скинул лохмотья и обнажил туловище Ганса.

— Ранен копьем, — глухо произнес он.

Каждому ясно, что это значит. Обычно раненые умирали от такой раны мучительной смертью, в горячке. То была тяжелая борьба организма со злым духом, который день ото дня отравлял его все больше и больше. Фактически Ганс был обречен на смерть. Я всматривалась в его обезображенное болью лицо. Сохранить жизнь. Искупить злодеяние отца.

— Госпожа, он умрет. — Герман взял меня за руку и потащил прочь. — Оставьте его здесь, отступитесь.

Находясь совсем близко от Германа, я отчетливо почувствовала его нерасположенность к чужеземцу. Отступись! Не испытывай терпения Всевышнего!

Я медленно закатала рукава.

— Я попытаюсь спасти Ганса.

— Госпожа, будьте благоразумны.

— Начнем прямо сейчас. А ты будешь помогать мне. — Я бросила в его сторону резкий взгляд. — Ты его разденешь, а я посмотрю, что может предложить мне старая ведьма в качестве перевязочного материала.

Герман наморщил лоб.

— Вы сошли с ума, госпожа, об этом не следует и помышлять — мужик умрет прямо у нас на руках. Он совсем обессилел. Оставьте эту затею…

— Я не хочу больше ничего слышать об этом! — рассерженно процедила я сквозь зубы и укрепила свечу на скамейке. — Начинай же наконец, иначе я прогоню тебя, парень!