Тайник - Тоби Болл

— Энрике — один из организаторов забастовки, — пояснила Карла. — Мы как раз обсуждали, что делать дальше.

У Пула невыносимо болела голова. Карла рассказывала ему об Энрике, но он его ни разу не видел. Она называла его настоящим бойцом. В голове у Пула постепенно прояснялось.

Карла опередила его вопрос:

— Они бросили тебя у нашей двери. Подъехали к дому, открыли машину и выкинули тебя на тротуар.

— Кто?

— Разве ты не знаешь?

— БПД?

— Мы так предполагаем, — сказала Карла, указывая на Энрике. — Но точно сказать трудно.

— Как я… — начал было Пул, но тут все поплыло у него перед глазами. Мысли стали путаться, и он опять потерял сознание.

Энрике уже ушел. Пока Пул спал, они с Карлой успели переговорить. Пул и Карла сидели за кухонным столом, на котором были разбросаны фотографии Берналя и его любовницы. Пул пытался собраться с мыслями, преодолевая пульсирующую боль. Предстояло еще многое обмозговать, а времени оставалось в обрез.

— Мы с Энрике это обсудили, — заявила Карла. — И считаем, что фотографии надо передать в газеты.

Пул внутренне напрягся, как всегда, когда был не согласен с Карлой. За эти годы он шантажировал многих, но они всегда приносили деньги и он оставлял людей в покое. Фотографии были его единственным оружием. Если они станут достоянием общественности, он больше не сможет припугнуть Берналя — и защитить себя.

— Я в этом не уверен.

— Но это необходимо. Как ты не понимаешь? Иначе мы потеряем все рычаги давления. Если не отдадим фотографии в газеты, он подумает, что мы блефуем, и будет вытирать о нас ноги. А если мы их опубликуем, ему придется с нами считаться. Разве нет?

Пул был вынужден согласиться. Она была права, и спорить бесполезно. Однако его задело, что в принятии решения участвовал Энрике и Карла стала его союзником. Пул предпочел бы, чтобы в союзники выбрали его.

— Надо нажать, — продолжала Карла, наклонившись над столом. — Мы не можем допустить, чтобы мэр, Берналь и этот проклятый спецотряд сели нам на голову. Мы должны дать отпор. Да так, чтобы мало не показалось.

— Ну ладно.

— Ты боишься, потому что тебя прижали? Думаешь, за этим Берналь стоит? Настучал своему дружку мэру?

— Да нет. Сначала я думал, что меня сгребли из-за Берналя, но они спрашивали совсем о другом. Их интересовал Каспер Просницкий.

— Но какого черта они тебя спрашивали? Разве ты что-то знаешь?

— Вроде нет, — неуверенно пробормотал Пул.

— Кончай темнить. Давай выкладывай.

Пул тяжело вздохнул.

— Кое-что я все-таки знаю. Они спрашивали, кто меня нанял.

— Ты им, конечно, не сказал.

— Сказал, — обреченно признался Пул. — Я просто не выдержал… Они меня всего измолотили. Я уже ничего не соображал…

Остановив его жестом, Карла уставилась в стол.

Пул попытался заговорить снова:

— Я…

Карла подняла руку, и Пул замолк, поняв, что она что-то обдумывает.

— Ты должен ее найти, — наконец заключила Карла. — Просницкая должна знать, что с тобой произошло.

Пул этого ожидал.

— Позвони своим. Может быть, вы сумеете найти адрес. Я к ней схожу.

Карла закрыла глаза. Ее лицо осунулось от изнеможения. Пул попытался погладить ее волосы, но, потянувшись через стол, снова потерял сознание. Когда он пришел в себя, она уже вышла. Он слышал, как Карла говорит в соседней комнате по телефону, пытаясь узнать адрес Лины Просницкой.

Карла висела на телефоне часа два, после чего возвратилась на кухню. Пул спал, положив голову на руки. Она стала осторожно массировать его плечи. Обычно ее прикосновения заводили его, но сейчас он ничего не почувствовал. Возможно, ему отбили самое важное. Однако в том месте не болело, и Пул решил, что просто слишком измучен.

— Детка, у меня плохие новости, — сообщила Карла.

У Пула участился пульс.

— Что?

— Ни в городе, ни в его окрестностях Просницкая не проживает.

Пул понимающе кивнул.

— Значит, она из другого города — хотя вряд ли, — либо бездомная, или находится там, где у нее не может быть адреса.

— Например, в больнице, — предположила Карла.

— Но у больных обычно есть дом, а значит, и адрес. Больше похоже на психбольницу. Она явно была не в себе, будто под кайфом. Возможно, ее держат на лекарствах.

Карла кивнула. По крайней мере они знали, с чего начать.

Лифтер Долиш встретил Паскиса с серьезной миной. Архивариус, который еще был под впечатлением от демонстрации странной машины, решил, что тот реагирует на некое физическое проявление этого потрясения. Войдя в ожидавший его лифт, он с удивлением заметил, что Долиш, прежде чем закрыть дверь, воровато оглядел вестибюль и несколько замялся, прежде чем начать спуск.

— Мистер Паскис, хочу сообщить вам, что с вашей ручкой я все выполнил, но вернуть ее пока не смогу.

Только после этого он дернул ручку, и лифт, скрипя шестеренками, стал опускаться.

Паскис краешком глаза наблюдал за Долишем, раздумывая над загадочными словами. Он даже на время перестал переживать за будущее своего архива. Долиш должен был вернуть ему ручку, если кто-то за время его отсутствия приходил в хранилище. Что значит: «Выполнил, но не могу вернуть»?

Лифт остановился, и Долиш открыл дверь и решетку. Когда Паскис выходил, лифтер тронул его за плечо — практически первый раз за все время их общения — и пристально посмотрел в глаза. Во взгляде его читалась паника. Паскис застыл на месте, глядя, как закрывается дверь, и лифт неторопливо ползет наверх.

Я все выполнил, но вернуть ручку пока не могу. Это могло означать, что условие для возвращения имеется, но время еще не настало. Условие и время. Условием был приход кого-нибудь архив, и оно, если Паскис правильно понял, было соблюдено. Значит, время неподходящее. Паскис попятился, наткнувшись спиной на стену. Пришедший еще не ушел. В архиве сейчас кто-то был.

Логика рассуждения была небезупречна, но вывод казался Паскису бесспорным. Он постоял, прислушиваясь к знакомым звукам. Гудение ламп. Шум отопительной системы. Уличный гул, проникающий даже сквозь толстые стены. Страх и непривычная физическая активность лишили его последних сил. Стараясь уловить незнакомые звуки, архивариус на негнущихся ногах добрел до своего стола и тяжело опустился на стул.

Последний раз посторонний был здесь семнадцать лет назад. Точнее, прошло семнадцать лет с того момента, как некто спускался в Подвал, оставив там следы своего пребывания. Теперь он точно знал, что чужой приходил сюда в его отсутствие. Не говоря об уборщиках, которые всегда работали здесь в одиночестве. Паскис никогда никого не видел, лишь замечал следы их деятельности.