Мэрилин Монро - Дональд Спото

Последние приготовления характеризуются некоторым отсутствием последовательности и уклонением от реальности, что поначалу представляется малозначительным, но показывает те непрестанные колебания, которым подвергалось это супружество. Приглашения разослала «мисс Ана Лоуэр», и они звали гостей на бракосочетание ее «племянницы Нормы Джин Бейкер», но в акте о заключении брака невеста подписалась как «Норма Джин Мортенсен». Кроме того, она указала, что является дочерью «Э. Мортенсена, место рождения неизвестно» и женщины по фамилии «Монро, родившейся в штате Орегон». Норма Джин не указала имени матери. Впрочем, как и все родственники невесты, в том числе даже Годдарды, Глэдис все равно не приняла бы участия в церемонии. Альберт и Ида Болендеры обещали прибыть из Хоторна, хотя не одобряли ни этого брачного союза, ни самого торжества.

19 июня 1942 года, в пятницу вечером, точнее, в половине девятого, пастор Бенджамин Лингенфелдер открыл церемонию, проходившую в доме семейства Честера Хоуэлла (друзей Грейс), на Сауз-Бентли-авеню, 432, в западной части Лос-Анджелеса. Все носило импровизированный и немного сюрреалистический характер. Девушка, которую Норма Джин едва знала по университетской средней школе, выполняла функции ее подружки; Марион, брат Джима, был шафером, а племянник Джима, Хью, нес на бархатной подушечке обручальные кольца. Жених вспоминал, что невесте «понравилась крутая лестница в холле, выглядевшая совершенно как в кино. Но она настолько тряслась от лихорадочного возбуждения, что едва могла устоять на ногах». Джим тоже передвигался не совсем уверенно — «я чувствовал себя немного не в своей тарелке, поскольку брат перед самым приездом влил в меня двойной виски».

Скромный прием проходил в расположенном неподалеку ресторане, где какая-то юная артисточка, развлекавшая свадебных гостей другой пары молодых, вытащила Джима Доухерти на сколоченную наспех сцену, чтобы тот станцевал с нею. Вернувшись к столику, он застал свою свежеобретенную супругу «не слишком довольной. Она посчитала, что я строю из себя непонятную обезьяну, и была права». В четвертом часу утра молодожены прибыли в свой дом в Шерман-Оукс.

Из всех впечатлений, действий и переживаний этого дня Джиму Доухерти особенно запало в память одно воспоминание: невеста «на протяжении всего дня не выпускала мою руку и, даже держась за меня, смотрела мне в глаза так, словно боялась, что я исчезну навсегда, если вдруг выйду из комнаты».

«Я — капитан, а моя жена — первый офицер, старпом, — сказал Доухерти о своем браке. — А коль так, то жена должна быть довольна уже тем, что находится на корабле, и не мешать мне управлять и командовать им». Однако с самого начала супружества между лишенной уверенности в себе, невинной и несмышленой Нормой Джин и смелым, опытным Джимом на борту время от времени возникали симптомы бунта, пока наконец старпом не выпрыгнул с судна.

Гораздо позднее появились два бортовых журнала, которые составил капитан: в них были однобоко отобранные факты, нашпигованные хронологическими пояснениями вкупе с интимными деталями и в то же время изобилующие импровизированными разговорами и ложно интерпретированными событиями. В течение многих лет эти сочинения представляли собой единственную доступную посторонним карту супружеского путешествия, и так было вплоть до момента обнаружения записей бесед, в которых как капитан, так и старший помощник раздельно привели совершенно различные тексты донесений о рейсе, который с первого дня следовал к пункту назначения под названием «катастрофа»[70].

Джеймс Доухерти неизменно утверждал публично, что «в нашем браке никогда не было никаких проблем... пока я не захотел увеличения семьи, а она не захотела делать карьеру». Такого рода формулировки представляют собой ясное выражение традиционного подхода к супружеской паре как к союзу, где доминирует мужчина; кроме того, они выражают желание представить в розовом свете первый из трех ее браков, которые все носили договорной характер. Однако в тех комментариях Джима, которые впоследствии не попали в опубликованные интервью с ним, содержится более искренняя оценка щекотливых аспектов их супружеского альянса. «Ни за что на свете я не женился бы во второй раз на киноактрисе, — признавался он. — У нее в голове было только одно: стать звездой, — и она отбросила всё на свете ради того, чтобы непременно добиться поставленной цели. Думаю, что в большой степени это была работа Грейс».

Что касается Нормы Джин, то она через много лет сказала так: «Я в связи с этим браком не горевала, но и не чувствовала себя в нем счастливой. Мы с мужем редко разговаривали. И вовсе не потому, что были обижены или поссорились. Просто нам нечего было сказать друг другу. Я умирала от скуки».

На протяжении шести месяцев — от июня до декабря 1942 года — молодое семейство Доухерти жило в снятом внаем однокомнатном домике в Шерман-Оукс. Здесь шестнадцатилетняя Норма Джин пыталась как-то совладать с нереальными требованиями быть подходящей женой для независимого мужчины двадцати одного года от роду. Она задавала немного вопросов, принимая как должное свою роль сексуальной партнерши и хозяйки дома — роль, которую ее вынудила играть Грейс и доброкачественного исполнения которой ждал от нее сейчас Доухерти. Однако это шло абсолютно вразрез с существовавшими ранее намерениями заменить на экране ушедшую из жизни звезду Джин Харлоу. Эта перемена планов порождала у Нормы Джин беспокойство «Я на самом деле не знала, где нахожусь и что должна делать», — вспоминала она позднее об этом моменте жизни.

Доухерти вынужден был признать:

Она была настолько впечатлительна и не уверена в себе, что я осознал свою неспособность обращаться с нею. Я знал, что она совсем молода и что ее чувства весьма ранимы. Норма Джин думала, будто я зол на нее, если хоть раз, выходя из дому, я на прощание не поцеловал ее. Когда вспыхивала ссора — а это происходило постоянно, — я чаще всего говорил: «Замолчи!» или даже «Заткнись!» и укладывался спать на диване. Проснувшись через час, я обнаруживал ее спящей рядышком со мною или сидящей неподалеку на полу. Одновременно Норма Джин была весьма снисходительной. Никогда в жизни она не таила ни на кого обиду. Мне казалось, будто я знаю, чего она хочет, но то, о чем я думал, никогда не оказывалось тем, чего она хотела в действительности. У меня складывалось впечатление, что Норма Джин играет какую-то роль, готовясь к тому будущему, которого я не мог предвидеть.