Безумно нужен - Ирина Давыдова

Только бы не почки.

Очнулся я только в больнице.

Наконец-то до меня стали доходить обрывки каких-то фраз, негромкие стуки и шум волн. Я поднял голову и огляделся. Из операционной до сих пор никто не вышел. Не знаю сколько времени прошло, но на улице уже стемнело, а в коридорах больницы сновало мало людей.

Голова раскалывалась, эмоции отключились. Теперь стало важным только состояние Дарины. Я не прощу себе, если по моей вине…

Черт! Внутри словно раз за разом хлестало огнем мою душу. Настолько жгло от боли, что я готов был взреветь, только бы с Дариной все было нормально.

Однажды по моей вине пострадала Милли. Я сделал ее инвалидом, чего до сих пор простить себе не могу. Моя маленькая девочка ездит в коляске, и неизвестно поднимется ли вообще когда-то на ноги.

— Господин Барханов?

Я резко поднялся з кресло, хмуро посмотрев на вышедшего из операционной врача.

— Да? Как Дарина? С ней все нормально? Она будет жить? Как прошла операция?

— Мы провели сложнейшую операцию. Удар прошелся в паре миллиметрах от почки. Это хорошо, но назвать везением нельзя. Сами понимаете, что два миллиметра — это практически ничего.

— Но все же лучше, чем…

— Лучше, — перебил меня врач, а я устало прикрыл глаза, — но она в тяжелом состоянии, и пока что без сознания.

Крепко сжав кулаки, я сдержанно кивнул, и едва смог открыть глаза.

— Прогнозов, как вы понимаете давать, я пока не могу. Нужно подождать хотя бы до завтра. Вы езжайте отдыхать, уже поздно. А утром приедете.

— Нет, я никуда не уеду, я хочу увидеть ее.

— Пока что это невозможно.

— Тогда я буду здесь.

— Это ваше право, — кивнул врач, и развернувшись прошел по коридору несколько метров, но тут же обернулся, — а у девушки есть родственники?

— На острове только я.

— А вы муж?

— Жених, — ответил не задумываясь.

Врач кивнул и ушел.

Я снова остался в коридоре один, куда изредка доносились приглушенные голоса. Наверное, в регистратуре кто-то разговаривал, или это из-за стресса у меня в голове шум.

Малышка. Как же ей сейчас плохо, а я даже помочь ничем не могу.

Мой родной брат.

Поверить не могу. Но самое страшное что сейчас мне абсолютно не было жаль его. Он сам выбрал свой путь и пытаться вытащить его из тюрьмы я не буду. Пусть его судят по законам родной страны.

— Самир, привет.

В соседнее кресло присел Бенито. Я бросил на него хмурый взгляд отмечая, что мужчина выглядел не лучше, чем я. Такой же уставший и вымотанный.

— Прости, что я сразу его не арестовал, — виновато произнес он, но я знал, его вины в случившемся нет. — Но теперь причин достаточно. Его ждет суд.

— Мне плевать.

— Он твой брат.

Я резко повернул к нему голову, и сквозь зубы прошипел:

— Из-за него на больничной койке лежит женщина без сознания. Женщина, которую я люблю!

— Я понимаю. Но…

— Никаких «но». В прошлом году этот придурок накачался наркотой и громил клуб в Киеве, а мне пришлось ехать забирать его, чтобы молодого парня не посадили. Сказать, что было дальше?

Бенито медленно повернулся ко мне, и застыл в ожидании.

— Когда я подъехал к клубу, этот придурок уже летал по парковке на машине, и протаранил тачку, в которой был я и моя дочь. Только вот я отделался легкими царапинами, а малышке сильно не повезло. Тимур таранил машину в столб. Как думаешь, второй раз я смогу простить ему? Даже учитывая то, что он мой брат!

Я рычал, глядя на следака, и не мог остановиться. Душу снова и снова обжигало болью. Перед глазами промелькнула картина, как врачи вытаскивали Миллиану из груды железа. То, как долга шла операция, чтобы в принципе спасти мою девочку. Ее реабилитация и слезы на щеках от боли во время тренировок. Я никогда не забывал этого, такое не забудется. Но старался гнать эти мысли по дальше. Моя Милли…

— Я только ради матери оставил на свободе этого… брата, — сделал глубокий вдох, и крепко сжал подлокотники чтобы не сорваться и не убить кого-то. — А он зато потом какое-то время трезвым был, прощение вымаливал. Я пожалел. А его ненадолго хватило, как видишь. Мой брат — убийца, и я больше не стану покрывать его.

Резко поднялся из кресла, и пройдя по коридору подошел к окну. Бенито пришел следом.

— Я сейчас себя ненавижу. Позволил ему снова причинить вред дорогому для меня человеку. И я не знаю, — повысил голос, снова обернувшись к следователю, — не знаю выживет ли она! А еще на мне мама, которой придется обо все рассказать. Иначе как я объясню, где делся ее непутевый сын?

— Ты знаешь, Самир, я могу только представить, что ты сейчас ощущаешь. И не хотел бы оказаться на твоем месте.

— Не всегда брат тот, что по крови. Тимур убил во мне последние родственные чувства к нему.

— Я уверен, что Дарина выживет. Она не может поступить с тобой иначе.

Я хмыкнул, и устало потер лицо.

— Есть сигареты?

— Да, пойдем.

Выйдя на улицу, я присел на парапет, принял сигарету и закурил. Дым тут же обжог мои легкие, но мне было плевать. О себе мне хотелось думать в последнюю очередь, а еще лучше вообще не думать.

Казалось бы, посадим Тимура и дело с концом. Так нет же, впереди самое сложное. Самочувствие Дарины, моя вина перед ней и Милли, и объяснения перед матерью.

На этот раз я не стану его жалеть. Его место в тюрьме.

Самое сложное случилось, когда по видеосвязи мне позвонила мама.

Я понимал, что мне нужно сказать правду, но глядя в ее глаза это было так сложно. Еще усложняло то, что она далеко, и я не могу ее обнять и поддержать.

Ответив на вызов, постарался улыбнуться, когда заметил, что у мамы на руках сидит моя малышка.

— Привет.

— Папулечка, привет, — она тут же помахала мне ручкой, а мне захотелось крепко обнять ее.

— Привет, сынок, — улыбнулась мама, и тут же заметила мое состояние, — что-то случилось?

— Потом. Как твои дела, Милли?

— Хорошо. Я уже единорогов умею рисовать, мне бабушка помогает.

— Это хорошо. Учительница ходить к тебе?

— Да, но она же не много со мной времени проводит. А мы с бабулей по вечерам рисуем.

— У Милаши хорошо получается. Она у нас старательная девочка.

— Папуль, а ты скоро вернешься? Я очень скучаю по тебе.

Мне не нравилась в голосе дочери грусть, и от это становилось еще больнее. Я понимал, что не имею права так поступать с ней. Я уже и так виноват перед малышкой.