В руках бесчувственного - Екатерина Антонова

— мычу, пытаясь продемонстрировать полное спокойствие, которое и рядом не стояло, — ну… я… ваши костюмы испортила.

— Кажется, я говорил, что материальное меня мало волнует, — серые глаза сканируют, не давая ни секунды передышки, — а вот твои короткие свидания с Левиным…

Ой! Испуганно гляжу на своего мучителя. Его глаза темнеют, зрачки полностью закрывают серую радужку. Сглатываю, отодвигаясь и почти вжимаясь в спинку дивана. Откуда Волков знает, что я общалась с мажором? Блиин!

— Иди ко мне, — почти шепчет этот изверг, роняя мое хрупкое сердечко в самые пяточки.

Поднимаюсь и приближаюсь к Волкову мелкими шажками, приподнимая подол платья. Одна бретелька предательски сползает вниз, призывно открывая часть нежной груди. Останавливаюсь напротив мужчины, пытаясь восстановить сбивающееся дыхание. Облизываю высохшие от нервишек губы. Большие руки быстро сгребают меня в охапку и усаживают на колени.

— Я говорил тебе с ним не общаться, — Волков бесстыже гладит мои бедра, глядя на танцующие языки пламени в камине, — а ты снова не слушаешься. Значит, новый урок будет жестче предыдущего, девочка.

Кажется, я забыла, как дышать. Огонь под кожей так и полыхает, вызывая желание сорвать ненужную одежду. Знаю, что только этот мужчина сможет погасить его. Инстинкты нашептывают постыдные и гадкие вещи. Слегка ерзаю и чувствую, как под попой что-то оживает. Внушительное, твердое и…

— Нравится чувствовать себя женщиной? — шепчет Волков, намеренно задевая губами мое ухо, — когда мужчины готовы рвать друг другу глотки ради тебя?

Ох! Пожарных сюда, срочно! Невольно прижимаюсь к суровому сероглазому тирану. Должна же бояться! Это вино так действует? От бизнесмена пахнет чем-то неведомым и до чертиков приятным. Парфюм да, но есть кое-что еще. Мужской аромат, запах тела, сводящий с ума. Еле держусь, чтобы не приникнуть к его шее носом. Овечкина, ты вот-вот сломаешься и поддашься. А потом…

— Тебе идет это платье, — мурчит Волков, — ты создана для красивых вещей Юля.

— Не надо… — выдыхаю, поворачиваясь к нему и мы практически сталкиваемся лбами.

Его губы совсем рядом. В серых глазах отражается пламя камина. Или это искорки азарта? Мужчина сильно сжимает мои ягодицы. Слегка больно, но очень приятно.

— Встань, — снова этот жесткий приказной тон, выкручивающий низ моего живота.

Покоряюсь, слезая с колен Волкова.

— Подними подол, — говорит мне, раскидывая ручищи на спинке дивана, — ты ведь надела те трусики?

Эээ… мнусь, не в силах сделать нечто столь смущающее. Ну зачем?

— Давай, девочка. Иначе это платье окажется в камине, а ты будешь сидеть рядом со мной голой. И поверь, я сдерживаться не привык, — почти рычит сероглазый тиран.

Касаюсь пальцами мягкой ткани платья и тяну вверх. Лодыжки, колени, бедра и… замираю, не в силах продолжать. Слишком стыдно. Я не могу.

— Нет, — почти отпускаю ткань, но взгляд Волкова парализует, не позволяя отступиться.

Я словно загипнотизирована, делаю то, что приказывает хозяин пронзительных серых глаз. То, как он смотрит, буквально срывая с меня одежду, будит внутри странные чувства. Слегка поднимаю подол, открывая больше. Мужчина облизывается, полностью запутывая и лишая шанса воспротивиться. Еще немного, и показываю Волкову самое сокровенное, стянутое лишь тоненькими ниточками плотной ткани трусиков.

— Прекрасно, — он внимательно рассматривает меня, заставляя покраснеть до самых ушей, — красивая, нетронутая.

Последние слова мужчина произносит задумчиво, словно смакуя их смысл. Зрачки серых глаз становятся затуманенными, почти черными от возбуждения. Знаю, что он меня хочет. Неужели лишусь невинности прямо здесь? Но вопреки здравому смыслу, эти мысли не пугают, а распаляют внутри желание невероятной силы. Мы не двигаемся, ничего не говорим, словно играя в нам одним понятную игру. Затем мужчина резко встает и сковывает меня в своих объятиях. Его губы находят мои, раздвигают их и жестко сминают в горячем поцелуе. Волков словно показывает, что никуда не денусь. Вопреки стеснению, обвиваю его шею руками, встаю на носочки, чтобы прижаться сильнее.

Я пьяна, но не от вина, а от мужской силы, позволяющей быть слабой. Сладкий вкус поцелуя с нотками мускуса обволакивает, позволяя затеряться в нем. Губы бизнесмена такие горячие, мягкие. А щетина слегка царапает кожу.

Волков буквально вжимает меня в себя, словно терпел сильную жажду долгие годы. Я же отдаю ему то тепло, которое закапывала внутри, посвящая всю себя учебе. Из горла вырывается стон, который мужчина ловит, то слегка отпуская меня и позволяя отдышаться, то порабощая, бесстыдно исследуя языком мой рот. Совершенно не замечаю, как мы оказываемся на ковре. Сильное тело Волкова вжимает меня в мягкий, почти шелковый ворс. Он целует, словно голодный зверь, дорвавшийся до свежего мяса. Стягивает мои волосы, наматывая на кулак, не давая даже сделать вдох. Но воздух не нужен. Я дышу этим мужчиной, обнимая и прижимаясь, словно отдавая полную власть над собой. Под платьем все пылает, по коже будто скачут крошечные язычки пламени, сжигающие меня живьем. Пальцами мужчина слегка тянет лямку, опускаясь к шее, целуя кожу, еще секунду назад скрытую одеждой. Легкий штрих сильных рук Волкова — и поцелуй ложится на голое плечо.

Я вся дрожу, понимая, что вот-вот попрошу его взять меня. Сама: бесстыдно и порочно. Но губы лишь срываются в сладком стоне.

— Юля, ты такая красивая, — рычит мужчина, оголяя одну грудь.

Он отстраняется и рассматривает меня, как вдруг внутри будто что-то щелкает. Овечкина, ты чего творишь?! Мозг сиреной рвет сознание на части. Нет, нет! Вырываюсь, вынуждая мужчину слезть с меня. Закрываю голую грудь руками и чувствую, как начинаю дрожать.

— Я не могу… простите… не могу! — выпаливаю, подпрыгивая, игнорируя боль в ноге.

Хватаю туфли и несусь наверх. Чуть было не отдалась этому тирану! Он ведь этого и добивается! Слегка успокаиваюсь, когда щелкаю замком спальни и падаю задницей на пол, закрывая лицо руками. Тело продолжает дрожать, а по коже ползет холод разочарования. Волков не побежал за мной, не попытался поговорить. Верно! Ему нужно лишь мое тело. Как могла забыть? Дура! Идиотка! Сильно луплю себя по щекам. Но слезы предательски катятся, оставляя тонкие