Дальше живите сами - Джонатан Троппер

— Ну и кто из нас тупица? Кто продажная тварь? — вопит Филипп, морщась от боли в руке.

Нам явно пора смириться с реальностью и совместных трапез больше не устраивать.

10:00

— Я так тебе сочувствую, твой отец был чудным человеком.

Мы остались в столовой вдвоем, и Джен тянется меня обнять, но я шарахаюсь от нее, как от прокаженной. Она опускает руки и печально кивает. На ней темно-синее платье, широкое и короткое, до середины бедра. Запах ее духов сразу напоминает мне нашу спальню. Как же я хочу домой!

— Почему ты ничего не сказал?

— Ты всерьез? Не понимаешь?

— Нет, наверно, понимаю, — говорит она. — Тебе сейчас тяжело.

— Ну, смерть его не была такой уж неожиданной. Я справлюсь.

— А домой когда собираешься?

— У меня больше нет дома.

— Домой — в смысле в Кингстон.

— Примерно через неделю.

Она смотрит на меня с иронией:

— Ты намерен провести здесь целую неделю? Когда мы приезжали сюда вместе, ты был готов хлопнуть дверью уже через час.

— Мы сидим шиву.

— Боже! Вот не думала.

— Представь. Отец так захотел.

На миг ее внимание привлекает полуразоренное блюдо с копченым лососем.

— Почему так воняет?

— Это рыба. Вообще-то рыба всегда пахнет.

— Может, выйдем на улицу? Я не переношу запах рыбы… ну сейчас… сам понимаешь.

— Мне он не мешает. А ты ведь ненадолго.

— Джад, пожалуйста. Я понимаю, сейчас не лучшее время, но мне правда очень надо с тобой поговорить.

— Говори. Что ты там еще припасла, чего я не знаю? Вы с Уэйдом намерены пожениться?

— Нет. Вовсе нет. — Она оглядывает стол с остатками еды, надкусанными бубликами и булочками, разбросанными помидорами, огурцами и перцами, разлитым кленовым сиропом и крошками от вафель — там, где сидели Райан с Коулом.

— Уже неплохо. Поскольку измена не лучший фундамент для нового брака.

— Фу, черт…

— Что такое?

Она смотрит на меня беспомощно и, зажав рот рукой, выбегает из комнаты.

Ее отчаянно рвет в уборной. Я жду. Наконец она спускает воду и, сев на пол, спиной к стене, вытирает рот куском туалетной бумаги.

— Мерзкий токсикоз, — говорит она, переведя дух.

Она смотрит на меня, и что-то в ее взгляде меня настораживает. Когда люди женаты много лет, случаются моменты ясновидения или чтения мыслей — короче, называйте это как угодно, но я точно знаю, что она сейчас скажет, хотя она еще не произнесла ни слова. Только это невероятно. Этого просто не может быть.

Насколько я помню, в последний раз мы занимались сексом месяца три назад. Такой заурядный, ничем не выдающийся акт, который случался у нас все чаще, хотя когда-то мы клялись и божились, что до рутины ни за что не докатимся. Технически в нем не было никаких изъянов, член встал, влагалище повлажнело и впустило его, партнеры получили по памятному сувениру в виде оргазма. Беда в том, что после стольких лет семейной жизни незабываемый секс случается все реже и реже, не то что в былые времена. Причин тут много. Во-первых, оба партнера в этом деле поднаторели и уже знают, что сработает, а что нет, поэтому от прелюдии до оргазма можно добраться за пять-семь минут. А у хорошего секса много составляющих, и техника — далеко не главная.

Во-вторых, когда партнеры решают по жизни множество общих бытовых проблем, постоянно накапливается взаимное недовольство, вроде саднящей боли, вроде нарыва — тикает где-то на периферии сознания, не отпуская ни на минуту, даже когда супруги целуются, нежничают или самозабвенно трахаются. То есть даже когда Джен тяжело дышала мне в ухо и прижималась ко мне всем телом, в закоулках ее сознания свербила мысль о лампочке в подвале, которая перегорела неделю назад, а я никак не вкручу новую… а еще я никогда не задвигаю до конца ящики комода… ну и что, спрашивается?.. ну, не задвигаю… но, похоже, эти недозадвинутые ящики покушались на основы ее хрупкого мироздания… а еще она совершенно не выносила, когда я споласкивал миску из-под хлопьев горячей водой и, оставив в мойке, уверял, что она вымыта… к тому же я вечно забывал сказать, кто из ее друзей звонил, пока ее не было дома… А я — прямо в тот момент, когда входил в нее, когда чувствовал, как бьются подо мной ее длинные гладкие бедра, тоже мог думать о другом… о том, что жена моя стервозна и злопамятна, и порой — не далее как сегодня вечером! — склонна реагировать на какую-нибудь ерунду совершенно неадекватно, как завзятая сука, и проблемы наши от этого не решаются, а только усугубляются. Еще я могу во время секса думать о последнем отчете по кредитной карте, который прислали из «Америкэн экспресс»: Джен снова выбилась из бюджета на тысячу долларов… но об этом и заикаться не стоит, потому что на каждую покупку у нее найдется тысяча объяснений, да еще выяснится, что за эти покупки положены бонусы и в следующем месяце мы окажемся в плюсе. Поскольку это происходило не впервые, я прекрасно знал, что грядущие бонусы — полная фикция и надеяться на них смешно, а если они вдруг чудесным образом появятся на карте, Джен использует их в оправдание лишних трат в следующем месяце и за доказательствами в карман не полезет. Моя жена — большая умелица потратить деньги, и ее дьявольская бухгалтерия всегда сходится волевым решением, даром что при этом нарушаются все законы математики… Даже сотрясаясь в оргазме, Джен вполне может с досадой думать о том, что я не способен бросить грязные трусы в корзину для белья, а коплю их кучками на полу спальни… и как нелюбезен я был, когда на днях позвонила ее мама… а я, кончив — надо отдать мне должное — после нее, вполне могу внутренне поворчать на то, что она бесконечно висит на телефоне по вечерам, треплется то с матерью, то с подружками, и паста у нее падает со щетки и изо рта и остается засыхать в раковине жирными белыми слизняками, которые потом не отскрести. Джен не выносит приоткрытые ящики, зато загаженная пастой раковина — это нормально, это в порядке вещей.

Ничего серьезного, просто мелкие издержки брака, живого брака, который развивается своим чередом. Но случались и настоящие ссоры, по более значительным поводам. Вот тогда мы орали, лили слезы, а заодно выплескивали все до поры затаенные взаимные претензии, подробно излагали обиды, и секс после этого становился ярче, богаче, играл свежими красками, а потом все возвращалось на круги своя…

Так было и три месяца назад: мы трахались, механически терлись друг о друга, стремясь урвать немного тепла, близости или просто сексуального удовлетворения, а мысли наши роились отдельно — бессвязные, обрывочные, мелочные, исполненные раздражения и недовольства. И каждый был слишком погружен в себя, чтобы осознавать, что партнеру так же тягостно. А когда мы кончали, тела наши не излучали блаженного свечения, не оставались сплетенными, пока на них медленно, восхитительно высыхал пот нашей страсти. Мы испражнялись, принимали душ, надевали пижамы и — засыпали под тихое бессмысленное журчанье телевизора.