Дочь любимой женщины - Денис Драгунский

– Плюнуть, – сказал я.

– На что?

– На обе монографии и на мемуары. Это никому не надо. Ни науке, ни внукам, я точно говорю, поверь старику. Живи, радуйся, пей-гуляй, встречайся с красавицами, пока силы есть! Помирать будешь, мне спасибо скажешь!

Кажется, он слегка обиделся. Но виду не подал.

Интересно, чем дело кончится.

Есть пословица: «Не сули журавля в небе, дай синицу в руки» (или: «Лучше синица в руках, чем журавль в небе»).

Вот я и подумал: а ведь бывают такие «охотники на синиц», которые упорно предпочитают маленькие сиюминутные блага любым сколько-нибудь рискованным предприятиям. Пусть деньги небольшие, зато гарантированные. Пусть институт не самый хороший, зато поступить легко. Пусть работа без перспектив, зато рядом с домом. Пусть женишок так себе, я вообще-то достойна гораздо лучшего – зато вот он, не надо искать, стараться, а тем более – отбивать. Ну и так далее.

Наверное, даже в жизни упрямых и целеустремленных людей все равно случаются периоды «охоты на синиц» (то, что в русской критике называлось примирением с действительностью). Когда главным мотивом становится «лопай, что дают» в сочетании с «не было бы хуже».

Должен признаться, у меня были такие периоды. Правда, в разное время они касались разного.

Бывало, когда я не хотел добиваться благосклонности заметных, красивых девушек, а шел к тем, которые сами меня звали.

Бывало, когда я не искал новой, серьезной и денежной работы, а радовался мелким гонорарам в привычных тихих местах.

Бывало, когда я отказывался от общения с сильными, умными, влиятельными людьми – потому что это требовало особой собранности, подтянутости, энергии.

Все бывает. Важно не увлечься синицами.

В XIX веке, если один человек хотел одолжить у другого человека деньги, он что делал? Он писал ему письмо. А лучше – просто приходил домой. Звонился (как говорили в старину) у порога, его впускали, провожали в гостиную или в кабинет хозяина. Через две минуты входил, на ходу надевая сюртук, хозяин и после взаимных приветствий спрашивал:

– Чему обязан вашим визитом, любезный Фрол Поликарпович?

Гость отвечал:

– Дражайший Лука Фомич! Не могли бы вы мне ссудить, под не обидный никому из нас процент, некую сумму?

У мещан, крестьян и войсковых казаков дело обстояло точно так же, только без кабинета и сюртука.

Это я к чему?

Это я к тому, что Сбербанк предупредил нас всех: скоро технологии дойдут до такого уровня, что вам будут звонить как бы с телефона вашего друга (сына, отца) и безупречно подделанным его голосом – и просить о неотложной денежной помощи путем перевода на карту.

У некоторых счастливцев просто нет таких друзей и родных, которые в принципе бы могли обратиться вот с такой просьбой. Но, очевидно, у многих дела обстоят по-другому: звонят, просят, «срочно кинь на карту» и т. п.

Полагаю, что скоро, очень скоро люди вернутся к самой надежной системе верификации:

– Мама, срочно кинь мне на карту….

Номер дочкин, голос дочкин. Даже некие тайные пароли, типа как зовут ребенка и мужа, где работает дочкин свекор – тоже верны (ах, да что стоит их разузнать!).

Но мама отвечает:

– Доченька, заскочи вечерком, все и расскажешь…

Письмо тоже полезная штука. Почерк, адрес, штемпель. Но личный визит надежнее всего.

Вперед, в XIX век!

В последнее время эта культура распространяется, подобно кругу плесени на забытой в тепле творожной запеканке.

Вдруг стало модно заменять старинные извинения и отговорки на резкое и прямое, иногда обидное «нет». Еще недавно нормой считалась невинная формульная ложь типа: «Прости, я простудился (должен заехать к родителям, заканчиваю срочный заказ и т. п.). И даже: «Эх, позвонил бы ты буквально пятью минутами раньше!» (и дальше следует до неприличия искренний и до невероятия правдоподобный рассказ о том, что буквально минуту назад звонил старый институтский друг, Автандил Кавтарадзе его зовут, ну я тебе рассказывал сто раз, он проездом из Тбилиси и ждет меня в ресторане «Арагви»).

А теперь все откровенно и жестко.

Примерно так, как рассказывает одна моя знакомая: ты приглашаешь приятеля, к примеру, на выставку Куинджи, а он в ответ строгим голосом: «Нет! Я презираю это массовое развлечение! И не предлагай!» И ведь ты у него ничего не просишь, вот что интересно! Ты ему приятное сделать хочешь, а в ответ – такой, можно сказать, ушат ледяной воды.

Ну и что делать дальше?

А вот что.

Завести специальный блокнот, озаглавив его «Нет – значит нет», и аккуратно заносить в него такие случаи. И когда этот приятель позвонит и попросит о какой-нибудь срочной услуге, так же строго ответить: «Нет! Я не одалживаю денег (не помогаю завести машину, не даю телефонов главных редакторов) тем, кто презирает массовые развлечения! И не уговаривай!»

Это будет называться «культура обуздания хама». Или, если угодно, «культура собственного достоинства».

Но некоторые возражают. Дескать, лучше услышать просто «нет», чем вранье про «позвонил бы на пять минут раньше».

Да, про «пять минут» бывает издевательской ложью. Но бывает и чистой правдой, вот ведь какая штука!

Одна дама мне рассказывала: однажды ей позвонил ее друг, приятный человек, но не более того. Позвал ее в театр. Просто так, у него лишний билет был. Она согласилась, стала одеваться. А буквально через пять минут еще один звонок: другой ее друг, тоже приятный человек, но тоже не более того. Приглашает ее тоже в театр, смешно! Она даже не спросила, в какой, и отказалась.

Пошла в театр, там все прекрасно, потом долго гуляли, разговаривали, потом вдруг стали целоваться, потом пошли к нему. Потом поженились.

А лет через десять второй человек вдруг сказал ей: «Я в тебя был так влюблен, я один раз собрался позвать тебя в театр специально, чтобы объясниться в любви, сделать предложение… А ты отказалась».

Она засмеялась: «А вот позвонил бы ты на пять минут раньше!»

У литературоведа Олега Лекманова я прочел отрывки из воспоминаний о Мандельштаме. Автор воспоминаний – человек искусства, художница Эмма Радлова. Время – лето 1917 года, Мандельштам уже издал книгу «Камень», то есть людям с минимальным литературным вкусом должно быть ясно, какого масштаба поэт вошел в литературу. Однако в этих мемуарах Мандельштам предстает как человек смешной, нелепый, клянчащий деньги в долг и не отдающий. Старается, чтобы в кафе за него заплатили. Кроме того, трусишка и слегка вороват.