Солнце - Анна Джейн

- И куда идем?

- Сюрприз. Покажу тебе свое любимое место в этом городе. Его настоящее сердце. У тебя всегда теплые руки, - замечает внезапно Дастин.

- А у тебя всегда ватная голова, - зачем-то снова дразню его я. И снова целую, не узнавая себя.

Мы выходим из метро и шагаем по ночному городу, держась за руки. Идем мимо старинных зданий и утопающих в блеске небоскребов, мимо полуночных кафе, откуда упоительно пахнет кофе, и мимо баров, из которых доносится разбивающая темный воздух на осколки музыка. Мы шагаем мимо арок, витрин, парковок, галерей, рекламных вывесок, медиафасадов, газовых фонарей. Пересекаем дороги по пешеходным переходам, перебегаем улицы, обходим стороной людей. Черничная тьма бережно скрывает нас от посторонних глаз, а огни - бирюзовые, желтые, алые - стелятся перед нами, прокладывая путь к сердцу города.

Сначала я не понимаю, куда Дастин ведет меня, а потом до меня доходит - мы направляемся в западную часть Вест-Чарлтона, к пересечению 32-ой Восточной улицы и Симпл-стрит. И оказываемся в Хай-Хадсон парк. Неподалеку от него стоит круглосуточный супермаркет, и Дастин, нацепив темные очки, тащит меня туда и покупает два красных пледа, воду и какие-то чипсы. Его никто не узнает, и он этим наслаждается.

- Зачем нам все это? - с любопытством интересуюсь я у Дастина - но он упрямо хранит молчание. И снова тянет меня за собой.

Мы оказываемся в Хай-Хадсон парке. Если честно, я ни разу не была здесь, но от других парков Нью-Корвена он ничем не отличается. Это спокойное, ухоженное место, тянущееся вдоль оживленных улиц. Здесь много зелени, лавочек, зон со столами для барбекю, асфальтированных дорог, фонарей и указателей.

Наверняка днем парк занят любителями спорта, жареного мяса и долгих прогулок, но сейчас, в столь поздний час, почти пустынен. Лишь вдалеке я вижу три фигуры - парень и девушка выгуливают собаку, да какой-то пожилой мужчина совершает позднюю пробежку.

Лестерс ведет меня вглубь парка, к огромным деревьям с густой кроной, в которой запутался слабый ветер. Он явно бывал здесь не раз и не два - слишком хорошо ориентируется и знает, куда идти.

- И когда мы будем на месте? - спрашиваю я.

- Скоро, - отвечает он.

- И что там будет? - гадаю я.

- Сюрприз.

Мне почему-то кажется, что Дастин приведет меня к какой-нибудь особой лавочке или к фонтану, но он вдруг ведет меня запутанными тропинками на какой-то холм. Мы выходим из-за деревьев и оказываемся на чудесной панорамной площадке - отсюда видна часть Гриффит-стрит и еще нескольких центральных улиц, застроенных небоскребами. В ночи перед нами раскрывается целая плеяда огней мегаполиса - мне кажется, что я смотрю не вдаль, а в небо, усеянное звездами.

Это свобода.

Я замираю от восторга. Это место действительно сердце города. Я даже и не думала, что отсюда, с возвышенности, может открываться столь шикарный вид.

- Нравится? - спрашивает довольно Дастин, кладя мне руку на плечо.

- Нравится, - отвечаю я восхищенно.

- Это мое секретное место. О нем по большей части знают только местные - почти ни в одном путеводителе не увидишь. Когда я переехал в Нью-Корвен и снял квартиру поблизости, то случайно нашел его. Когда мне было плохо, приходил сюда и набирался сил.

- А я приходила к морю, - признаюсь я зачем-то. - На свой тайный пляж неподалеку от дома. И сидела там часами, перебирая камни.

- Ты жила у моря?

Я киваю.

- А мне приходилось работать у моря. Наверное, это здорово, когда море рядом, - задумчиво говорит Дастин.

- Да, я очень скучаю по нему, - поднимаю я глаза к невидимым звездам. - Зато небо везде одинаковое.

Дастин непонимающе на меня смотрит. И я поясняю:

- У меня не осталось моря, но зато было и есть небо. Оно всегда со мной, где бы я ни находилась.

- Какая же ты поэтичная, - тепло улыбается он. - А ты бы хотела вернуться обратно, к своему морю?

- Я родом из маленького городка. Там нет перспектив, и это пугает. Все, что я могу - иногда возвращаться домой и набираться сил. Надеюсь, в августе у меня получится съездить на пару недель. А ты? Хотел бы вернуться в родной город, в котором родился?

- Нет, - жестко отвечает Дастин. И я не спрашиваю, почему. Понимаю, что он не ответит.

На холме стоит несколько удобных деревянных лавочек. Мы выбираем центральную, забираемся на нее с ногами и закутываемся в пледы - все-таки ночная прохлада берет свое. В какой-то момент Дастин умело разводит небольшой костер, хотя этого и нельзя делать - это правонарушение. Однако он обещает внимательно следить за огнем. Пламя трещит, искры вздымаются вверх, и я вспоминаю картинку в своей голове.

Ночь, небо - правда, без звезд, костер, искры и мы.

А еще - откровенность.

- Ты так и не рассказала про своих парней, - вспоминает Дастин.

- У меня толком и не было никого, - говорю я. - Но если ты сочтешь это забавным и начнешь смеяться, я тебе врежу, клянусь.

- Не начну, - обещает Дастин. - То есть ты ни с кем не встречалась?

- Так, ходила на несколько свиданий. Но мне не понравилось.

- Почему?

- Я не люблю, когда меня начинают касаться, - признаюсь я. - Когда пытаются обслюнявить губы или лезут под кофту.

Меня передергивает из-за неприятного воспоминания. Дастин замечает это и, кажется, делает себе заметку в уме.

- А я?.. - спрашивает он.

- Ты - это другое, - серьезно говорю я. - Не знаю, почему с тобой все не так. Ты мне не противен. Тебя я не боюсь.

- А других?

По моему взгляду Дастин понимает ответ.

- Ну, и, пожалуй, Уилшер не вызывал подобного чувства и не был противен.

- Давай не будем о нем, - просит недовольно Дастин. - Почему ты так относишься к мужчинам, Санни?

Если идти - то до конца. И я нахожу силы сказать:

- Моя мать - алкоголичка. Да и травку не прочь покурить. На меня ей плевать. Моим воспитанием занимались бабушка и дед. Однако она иногда приезжала к нам - когда была на мели или когда пыталась завязать. Завязать у нее не получалось, зато получалось постоянно находить каких-то законченных уродов. Один из таких приставал ко мне. Мне было лет двенадцать или тринадцать. И, наверное, это оставило след в моей голове. Никогда не анализировала, - усмехаюсь я.

Лицо Дастина, освещаемое светом костра, темнеет. Он произносит пару непечатных слов, и я слышу в его голосе отвращение.

- Нет, ничего не случилось, - продолжаю я. - Я закричала, и прибежал мой дедушка, выставил этого урода. Но воспоминания остались. Да и вообще, много всего было. Мать частенько отравляла нам жизнь. И, наверное, глядя на всю череду ее козлов, я решила, что лучше буду одна.