Отчаяние - Грег Иган

– Уже почти девять, но, может быть, у вас будет время продолжить после лекции Буццо?

Де Гроот тронула ее за локоть. Они склонились друг к другу и довольно долго шептались.

Мосала сказала:

– Интервью назначено на среду. Извините, но у меня больше нет времени.

– Да, конечно.

– И все мои последние замечания не для записи. В фильм они не войдут.

У меня упало сердце.

– Вы не шутите?

– Мы встретились, чтобы обсудить расписание съемок. Все сказанное мной здесь – не для обнародования.

Я взмолился:

– Все будет в контексте. Дженет Уолш лезет из кожи, чтобы вас оскорбить, и на пресс-конференции вы держитесь холодно, спокойно, но потом подробно высказываете свое мнение. Что тут плохого? Или вы хотите, чтобы «Смирись, наука!» цензурировала вас?

Мосала на мгновение прикрыла глаза и ответила, тщательно выбирая слова:

– Да, это мое мнение, от которого я не отказываюсь. Однако я вправе решать, кому его слышать. Я не хочу еще больше распалять этих мракобесов. Пожалуйста, уважайте мои желания и пообещайте, что не используете этот фрагмент.

– Необязательно решать сейчас. Я пошлю вам предварительный вариант…

Мосала подняла руку.

– Я подписала с Сарой Найт соглашение, по которому могу наложить вето на что угодно и без всяких объяснений.

– Если так, это ваше соглашение с ней, а не с сетью.

Мосала нахмурилась.

– Знаете, что я собиралась у вас спросить? Сара сказала, вы объясните, почему так внезапно перехватили ее проект. Она проделала столько работы и вдруг сообщает коротко: «Я не снимаю фильм, новый режиссер – Эндрю Уорт, он и объяснит, почему».

Я сказал осторожно:

– Боюсь, что Сара Найт ввела вас в заблуждение. ЗРИнет официально не поручала ей готовить фильм. А обратилась к вам именно ЗРИнет, не Сара. Это не ее личный проект, который она предложила сети. Это – проект ЗРИнет, который она хотела получить и поэтому угробила кучу времени, чтобы его добиться.

Де Гроот спросила:

– Но как такое вышло? Столько стараний, столько подготовки, столько энтузиазма… и все зря?

Что ответить? Что я отнял проект у женщины, которая всецело его заслужила, чтобы получить оплачиваемый отпуск на Тихом океане, подальше от ужасов серьезной франкенштухи?

Я сказал:

– Правление сети – свой особый мир. Если бы я знал, как они принимают решения, я бы, наверное, стал одним из них.

Де Гроот и Мосала смотрели на меня с молчаливым недоверием.

«Технолалия», главный конкурент ЗРИнет, раз и навсегда окрестила Генри Буццо «чтимым гуру физики двух тысячелетий» и частенько намекала, что пора бы старичку на покой, освободить место молодежи, которой полагаются более динамичные штампы: вундеркинды и хулиганы, «весело скользящие на новой волне бесконечномерного допространства». (Лидия считает «Технолалию» дебильной – «один зад и никаких мозгов». Не спорю, но мне частенько кажется, что ЗРИнет скатывается туда же.) Буццо получил Нобелевскую премию в 2036 году вместе с семью другими создателями стандартной объединенной теории поля, и он же теперь старается опровергнуть или, по крайней мере, превзойти ее. В начале двадцатого века были два физика, отец и сын: Джозеф Джон Томсон установил существование электрона как отдельной частицы, Джордж Томсон показал, что электрон может вести себя и как волна. Он не зачеркнул то, что сделал отец, только расширил его взгляд; без сомнения, Буццо собрался лично повторить этот подвиг, не дожидаясь помощи сына.

Буццо восемьдесят три; он высок, лыс, весь в морщинах, но дряхлым не выглядит. Говорил он с блеском; слушатели – специалисты по ВТМ – то и дело разражались хохотом, однако для меня даже шутки оставались китайской грамотой. Во вступлении прозвучало много знакомых фраз, много уравнений, которые я прежде видел, но, едва Буццо начал что-то с этими уравнениями делать, я потерял всякую нить. Периодически он показывал графику: светло-серые завязанные узлом трубки, расчерченные в зеленую клетку, обвитые алыми геодезическими линиями. Из точки возникали тройки взаимно перпендикулярных векторов, ползли вдоль петли или узла, то сжимаясь, то вырастая. Едва мне начинало казаться, будто я понимаю диаграмму, Буццо презрительно отмахивался от экрана и говорил что-нибудь вроде:

– Я не могу показать вам самое главное, то, что происходит в пучке линейных систем отсчета, но, думаю, вы без труда представите сами: просто вообразите, что эта поверхность – двенадцатимерная…

Я сидел через два (пустых) кресла от Вайолет Мосалы, но едва решался поднять на нее глаза, а, когда поднимал, она с каменным выражением смотрела на Буццо. Интересно, какие средства я, по ее мнению, использовал, чтобы заполучить контракт. (Взятку? Шантаж? Секс? Если бы в ЗРИнет все делалось так весело и по-византийски!) Впрочем, неважно, как я добился своего; в любом случае очевидна несправедливость.

– Этот интеграл по контуру, – сказал Буццо, – дает нам инвариант!

Его последняя четкая диаграмма узловатых труб внезапно расплылась в аморфную серо-зеленую дымку, символизируя переход от конкретного пространства-времени в допространство, однако три вектора, которые он отправил в кругосветное плавание по условной Вселенной, остались. «Инварианты» во все-топологических моделях – это физические свойства, не зависящие от кривизны пространства-времени и даже от числа его измерений; найти инварианты – единственный способ выловить хоть какой-то смысл в пугающей неопределенности допространства. Я, не отрываясь, смотрел на застывшие векторы Буццо; оказывается, я еще что-то понимаю.

– Но это очевидно. А вот сейчас будет посложнее: попробуйте распространить тот же оператор на пространства, где кривизна Риччи всюду неопределенна…

Вот тут я сдался.

Меня всерьез подмывало снова позвонить Саре и спросить, не хочет ли она «Вайолет Мосалу» обратно. Можно было бы отдать ей снятый сырой метраж, утрясти с Лидией административные вопросы, а потом уползти куда-нибудь и прийти в себя: после Джининого ухода, после «Мусорной ДНК» – не притворяясь, будто занят чем-то, кроме отдыха. Я внушил себе, что нельзя прекращать работу и на месяц; но это вопрос отказа от каких-то привычных вещей, не вопрос голода… тем более теперь, когда квартплату не с кем делить и мне все равно придется съехать. «Отчаяние» позволило бы прожить в тихом, зеленом Иствуде еще годик с лишним, но сейчас, что бы я ни делал, дорога мне одна – в родимые трущобы.

Не знаю, что помешало мне уйти с непонятной лекции, от справедливого презрения Мосалы. Гордость? Упрямство? Инерция? Может, все дело в культах. Тактика Уолш может стать только подлей; поэтому бросить проект походило бы на предательство. По заказу ЗРИнет я расписал ужасы науки в «Мусорной ДНК»; это случай отмыться, показать миру тех, кто противостоит культам. Нет, я не верил Кувале, что болтовня перейдет в насилие. Это – чистая физика, не биотехнология, и даже на замбийской конференции по биоэтике, где я последний раз видел Дженет Уолш, не «Смирись, наука!», а «Образ Божий» забрасывал выступавших обезьяньими зародышами и окунал неугодных журналистов в человеческую кровь. Никто из религиозных фундаменталистов не удостоил своим присутствием эйнштейновскую конференцию; ТВ то ли выше их понимания, то ли ниже их достоинства.